Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии
Действительно, в тайне я лелеял одну мыслишку, что тут, в Пирамиде, найду тот ответ на вопрос, что было со Сверром с момента его гибели на Ингосе, до появления на аллоде Клемента. Мне даже самому себе было страшно признаться, что это и был тот основной мотив моих действий. Не золото, не помощь кому-либо… а ответы…
— Бор! — дёрнул меня кто-то за плечо.
Я поднял голову и несколько секунд смотрел на Первосвета отсутствующим взглядом.
— Бор! Кажется Стояна очнулась.
Мы почти подбежали к девушке, пытающейся открыть глаза и хаотично размахивающей руками.
— Твою мать! — вдруг выругался ратник за нашей спиной.
Среди саркофагов мелькнуло нечто похожее на тень… Вернее, то был светлый силуэт какого-то человека. Он достиг нас и остановился.
— Кто ты? — осторожно спросил я.
Силуэт колыхнулся, будто пламя свечи. Прошло несколько секунд, и до ушей донёсся шёпот:
— Ермолай… Ермолай…
— Сотников? — на всякий случай уточнил я, но меч при этом держа наготове.
— Да-а-а…
Словно вздох, словно тихое дуновение ветерка. Я смотрю, пытаясь выделить хоть что-то знакомое.
— Кто-о-о ты-ы-и… челове-е-ек?
— Бор.
Мне показалось, что я услышал грустный вздох, словно Ермолай ожидал встретить тут кого-то другого. Если это его Искра, то чего-то странно она выглядит… Хотя, откуда мне знать, как вообще выглядят Искры.
— Единорог-г-х… ха-а-а…
— Я не понимаю.
Силуэт человека снова заколыхался, будто вот-вот готов погаснуть, но через несколько секунд всё снова вернулось на свои места.
— Мы-ы-и… шли за едино-о-о… Он го-во-р… золо-о-то-о… гу-у-би-ит… ме-е-н… а-а-а…
— Кто говорил?
Первосвет коснулся моего плеча.
— Бор, ты чего? — испугано спросил он.
Я обернулся, с трудом понимая, что Первосвету, кроме светлого силуэта, отдалено напоминающего человека, ничего больше не видится и не слышится.
И тут донёсся слабый голос Стояны. Она сидела на холодном полу со странным безразличием на лице, и, повернувшись к нам, вдруг проговорила:
— Ермолай хочет сказать, что золото было проклято.
Силуэт Сотникова «заплясал» в согласии со словами друидки.
— Один старец предсказал ему, что свою смерть он найдёт от огнекрасного звонкого золота.
— Какой старец? — не понял я.
— Великий Схимник… Его зовут Зосима.
— Зо-о-о-си-м-м… — согласно вторила Искра Ермолая.
— А причём тут единорог?
— Идти-и-и… за ни-им-м…
— О чём он? — попросил я прояснить слова Сотникова у Стояны.
Первосвет подошёл к ней и протянул свой полушубок. Друидка благодарно улыбнулась и накинула его себе сверху на плечи.
— Говорит, что надо было идти за единорогом, — отвечала она. — А дальше, я и сама не понимаю… не понимаю…
— Зо-ло-о-т…
— Золото — это приманка, — продолжила друидка. Видно было, что говорить ей трудно, но она собралась силами и продолжила: — Приманка для глупцов, наивно полагающих, что смогут легко обогатиться. А Пирамида получает ещё Искры… Ермолай со своими людьми… да и остальные охочие… Их тут много приходило.
— А как же ты не попала в эту ловушку? — спросил я.
— Попала, — чуть улыбнулась Стояна. — Только я на золото не позарилась, как вот он, — друидка кивнула на Сотникова. — Или, как остальные…. Потому я Искру сберегла при себе…
— Ладно, расскажешь при случае, — сказал я.
Стояна устало улыбнулась.
— Хорошо, — кинула она головой. — Долго же я тебя ждала.
— Меня?
— Да, — Стояна попыталась встать.
Первосвет помог ей, поддерживая за руку.
— Пить, — прошептала друидка.
Я протянул эльфийскую флягу. Девушка сделала несколько жадных глотков, а потом проговорила уже чуть бодрее:
— Надо уходить… скорее уходить… Если Страж нас найдёт…
— Какой Страж? — спросил я.
— Проклятого золота… Его снова растревожили.
— А куда идти? — спросил ратник. — Ты знаешь, как отсюда выйти?
Стояна кивнула:
— Сюда-а, — прошептала она, кивая на тоннель — Быстрее…
— Первосвет, — повернулся я к гиганту. — Сними с того ратника сапоги да штаны. Отдашь Стояне. Понял?
Через несколько минут мы направились назад в тоннель. Искра Ермолая осталась на месте. Я видел, как тот с безразличием на лице провожает нас, и вдруг подумал, что коли Стража разбудили вновь, то сделал это только… Фрол.
20
Рёбра саднили так, что аж пекло. Нестерпимо пекло, Фрол даже застонал, но тут же взял себя в руки и засопел.
Лузга тяжело дышал, глядя в потолок. Он на какую-то секунду закрыл глаза и тут же провалился во тьму. Мысли в голове застыли, дыхание стало глубоким, ровным…
— Эй! — толкнул Фрол наёмника. — Заснул, что ли?
Лузга тут же открыл глаза.
«Где я? — растеряно подумалось ему. — А… Пирамида…»
— Трогаемся в путь? — сухо спросил наёмник, пытаясь встать на ноги.
Экспедитор кивнул и, тяжело опираясь на стену, поднялся.
Тот тяжёлый последний бой в длинной зале с колонами, выполненными в виде человеческих фигур, привёл к тому, что из пяти человек в живых остались лишь Лузга да Фрол. Ещё одна такая стычка… Эх, жаль, что Бора потеряли где-то в пылу драки. Надо было бы к ниму пробиться…
«А что сейчас жалеть! — Лузга поддержал экспедитора за руку и они вдвоём пошли по бесконечному полутёмному коридору. — Если ратники нас до сих пор не нашли, то, видно, все там и полегли… Твою мать! Как всё по-дурацки вышло!.. Ещё и заблудились к всему прочему!»
И наёмник сердито сплюнул на пол, следуя первым по длинному тоннелю.
А золото было так близко! Вон лежит, протяни руку да возьми, — Лузга усмехнулся. — А тут набежало… что муравьёв. А ещё то страшилище… Хорошо, еле-еле от него ноги унесли. Слава, Сарну, не догнал. Иначе не сносить нам головы…
Наёмник вспомнил, как в последнюю секунду бросился в один из боковых тоннелей. А за ним Фрол… А следом крики ратников… Да такие, что аж кровь в жилах стынет.
Экспедитору уже было ясно, отчего на «Валир» не вернулись отправленные за золотом в Проклятых Храм солдаты капитана Крюкова. Он и сам начинал жалеть, что пошёл сюда с таким малым числом людей.
Эх, если бы десятник не струсил. Если бы не увёл своих ребят в порт… Пропали наши головы, пропали!
Вины Фрол не чувствовал. Он, конечно, понимал, что из-за его «настойчивости», погибли люди. Да и сам он на грани того, чтобы отправиться в чистилище.
Глупо… Всё глупо… Не до конца просчитал свои действия. Понадеялся на пресловутый канийский «авось»… Дурак… И ничему-то тебя жизнь не учит! Сколько же давал себе зарок прежде сто раз подумать…
