Иван Тропов - Шаг во тьму. Дилогия
— Достаточно. Мне нужно не так уж много времени… Мне хватит.
— Достаточно для чего? Вы все же не понимаете, боюсь… Если ничего не делать, дальше будет только хуже.
— Хуже некуда, — сказал я, глядя в огонь и прожаривая руку над огнем так близко, как только мог терпеть. Кажется, это помогало. Приступ все‑таки отступал… — Что‑то делать уже поздно.
Она не сразу ответила. А когда заговорила:
— Ах вот оно что… — почему‑то мне показалось, что на ее губах опять играет улыбка.
Не понимаю, откуда бы взяться тут радости, но ее голос… Я обернулся. Она смотрела на меня прищурившись. С веселым любопытством.
— Вот оно как… — повторила она и на этот раз откровенно забавлялась. — И сколько же, позвольте осведомиться, вы себе отмерили?
— Вы поели, Диана?
Я взялся за стул сбоку от стола — четвертый из пяти, еще чуть ближе к Диане, чем утром, но только теперь я не мог обеими руками приподнять его и выдвинуть. Мне пришлось тащить его одной рукой, наклонив назад, царапая ножками паркет. Резная спинка вырывалась из пальцев, как я ни цеплялся. Тяжелый, зараза…
— А вам не пришло в голову, что этот приговор вовсе не окончательный? Если увядание и старость можно превозмочь, то что уж говорить об этом…
Резное дерево выскользнуло из пальцев. Массивный стул тяжело грохнул об пол передними ножками.
— Не приходило… — покивала Диана. — А между тем в этом отношении мужчины ничем не отличаются от женщин. Это более чем возможно…
Я пытался опять взять стул за спинку и приподнять, но пальцы скользили по деревянным узорам, никак не в силах вцепиться… Я словно со стороны наблюдал за тем, как кто‑то пытается взяться за стул…
Нет, нет! Она… Это опять вранье, очередная ее ловушка…
— Мой господин так побледнел…
— Вы не жаба, Диана. Откуда вам знать?
— Я не белолунная, — признала Диана. — Но разве это что‑то меняет? Впрочем… Если мой господин мне не верит, что само по себе разбивает мое сердце… Вы ведь видели Петра?
— Усатый вашей подружки‑жабы?
— Петр. Как думаете, сколько ему было?
Я ничего не сказал.
Выглядел он лет на тридцать, ну сорок от силы — бывают здоровяки, что прекрасно сохраняются и в сорок, крепче любого юнца… Но я помню те выцветшие черно‑белые фотографии. Слишком хорошо помню.
— Моему господину достаточно лишь приказать, — улыбнулась Диана.
— Но вы ведь не жаба, Диана…
— Я не белолунная, но ведь и белолунные кое‑чего не могут… Ради моего господина я готова расплатиться за него как за себя… Моему господину достаточно щелкнуть пальцами. — Диана с улыбкой показала, как именно.
Я тоже улыбнулся.
Диана перестала улыбаться.
— Вы думаете, я потребую взамен слишком многого? Думаете, я попытаюсь убежать? Или убить вас? Боитесь, это какая‑то ловушка?
— Я думаю, что для вашего господина ваше предложение слишком щедрое… уже одно бесплатное приложение к нашей сделке — слишком много для меня.
— О чем вы, Влад?
Кажется, она в самом деле не понимала…
— Мальчика для меня вы тоже сами подыщете, или мне придется самому?
— Сосуд жизни, вы в этом совершенно не разбираетесь, лучше предоставить найти той белолунной, которая… — Она замолчала. Наконец‑то поняла. — Для вас это непреодолимая преграда?
С грохотом волоча по полу тяжеленный стул одной рукой, я отодвинул его от стола. Сел.
— Давайте заниматься, Диана.
— Зачем? — Она смотрела на меня, сложив руки на столе, и ее ледяные щупальца даже не шевельнулись. — Есть ли в этом смысл? Вы собираетесь туда еще раз? Мне казалось, мой господин умнее и понял, что в тот раз его спасли только дьявольское везение и моя соломинка. Чтобы прийти к ней и не остаться там, вам потребуется учиться месяцы, если не годы. Вам не успеть, если вы собираетесь оставить это, — она указала подбородком на мою руку, — разрастаться в вас… Вам не успеть, Влад.
— Не туда.
Диана нахмурилась.
— Простите?
— Туда я больше не полезу.
— О!.. Вот теперь вы меня, признаюсь, действительно смогли удивить… Вы решили отступиться? Ника вас больше не интересует?
— Ее поселок меня больше не интересует.
Диана улыбнулась. Кивнула.
— Ах, просто в другом месте… Но не отступаетесь.
— Нет.
— Но вам ведь все равно не успеть… Я не белолунная, но все же кое‑что понимаю… Поверьте мне, вам не выдержать и месяца, если только вы…
— Нет.
— Но тогда вам ее не одолеть.
— Возьмем.
— О… Ваши друзья не в счет. Вы стали зубастым щенком, но ваши друзья… Их она разметает как котят. А одному… Вам ее не одолеть. Вам к ней даже не подступиться. У нее десятки слуг.
— Не всегда.
— Мм… Вы нашли ее слабое место?
— Водопой.
— Я не совсем поняла…
— И не надо. Давайте… — Я постучал пальцем над бровью.
— Но…
— Хватит, Диана!
— Я хотела заметить, мой господин, что вы сели слишком близко.
— Я сел там, где надо. У меня нет месяца.
— И все же мой господин упускает из виду, что и его покорная раба…
— Хватит, Диана, — сказал я.
Очень тихо. Но что‑то подсказало ей, что шутки кончились.
Она пожала плечами — это я еще успел заметить, а потом мне уже было не до того…
Удар был силен, но я уже выдерживал ее ледяные тараны с такого расстояния… только не такие. Я был готов, что это может быть один из ее собственных финтов. Я бы выдержал. Я ждал, что это должен быть один из финтов Ники. Я бы выдержал, должен был выдержать, уверен, что выдержал бы…
Это не было ни то ни другое.
Я не сразу это понял. Я метнулся к тому, как раньше защищался от Дианы, от ее собственных финтов. Метнулся к тому, как я выскальзывал из‑под удара Ники в исполнении Дианы… Когда я понял, что это ни то ни другое, а их странный сплав, было уже поздно.
Ледяные тараны пробили меня. И уже кто‑то другой, не я, дергал за струны моей души, нажимал на клавиши памяти…
Горсть образов. В меня швырнули много‑много лиц: издали, вблизи, анфас, вполоборота, в профиль… Разные прически, разные выражения — и все же это было лицо одной женщины.
Я ни разу не видел ее такой, но понял, что это она, узнал. И тут же из глубины меня выдернуло лицо жабы — такой, какой я сам видел ее.
Белое пятно, выхваченное из темноты светом фар — фарами моего «козленка». Его теплое сиденье подо мной. А правее лица жабы лицо ее усатого и…
Я рванулся. Я попытался оторвать от себя ее ледяные пальцы, выгнать из моей памяти. Но обжигающие холодом крюки вцепились в меня — и ни соскользнуть с них, ни выдернуть их…
