Анна Чеблакова - Смерть волкам (СИ)
— А теперь подойди сюда, — велела Веглао. — Быстрее!
Медленно, как сомнамбула, Тальнар двинулся к ней и осторожно поднялся по камням. Тут уже Октай тоже поднялся на ноги. Тальнар покосился на него и снова перевёл взгляд на Веглао.
— Вот, значит, как, — проговорил он. Веглао приподняла пересечённую шрамом правую бровь:
— Мы теперь враги, не так ли?
— Вот уж не ожидал, — ответил Тальнар. — Зачем ты так, Веглао?
— Зачем? — переспросила девушка. — Затем, что ты с недавних пор решил поменять свои убеждения. Я думала, ты ненавидишь Кривого Когтя, а потом выяснилось, что он тебе доверяет. Даже отпускает тебя гулять одного. Ладно, здесь говорить опасно. Никто за тобой не идёт?
— Никто. Я часто хожу один, — отозвался молодой оборотень тихим голосом.
— Хорошо. Нам нужно поговорить.
— Так это он тебя укусил? — спросил Октай, глядя на Тальнара свысока, презрительно сощурившись.
— Неважно, — коротко ответила Веглао. — Ты знаешь какое-нибудь место, где мы можем поговорить так, чтобы никто не услышал?
Безотрывно глядя на неё, Тальнар кивнул. Он повернулся к ним своей худой согнутой спиной, и Октаю показалось, что рука Веглао, держащая тетиву натянутой, слегка задрожала.
— Веди, Тальнар. Руки можешь опустить, — спокойно велела девушка, и Тальнар почти сразу подчинился. Он спустился на дорогу, слегка приподняв руки для равновесия, и зашагал подальше от пещеры.
Менее чем через полчаса он вывел их на узкую каменистую тропку, которая вела на вершину высокой, дикой, неприветливой скалы. У её подножия по обеим сторонам тропки пробивались кустики вереска, но чем выше оборотни поднимались, тем меньше растительности становилось вокруг, а верхушка скалы и вовсе была одним сплошным голым камнем.
Здесь, на продуваемой всеми ветрами вершине, Тальнар когда-то проводил долгие часы одиночества, глядя за горизонт тоскующими глазами. Давно уже он забросил свои прогулки сюда, и теперь, садясь вновь на шершавый валун, нагретый солнцем, испытал странное чувство узнавания, будто прошёл по улице родного города.
Убедившись, что рядом нет ни одного оборотня, Веглао опустила лук и села рядом с Тальнаром, Октай опустился на камень неподалёку от неё. С минуту все трое сидели в молчании, переводя дыхание после подъёма. Потом Тальнар дрожащими руками достал из карманов самокрутку и спичку.
— Курите? — спросил он у Веглао и Октая. Девушка помотала головой, глядя на него с жалостью. Октай хмыкнул и тоже отказался. Тальнар чиркнул спичкой о камень и с наслаждением закурил. Поплыл горький, терпкий запах чего-то, похожего на табак. Не отрывая глаз от хищных скал, протянувшихся далеко вперёд, Тальнар сделал пару затяжек, а затем сказал:
— Не говори, зачем ты пришла. Я и так знаю.
— И что ты думаешь, — спокойно спросила Веглао, — я имею право это сделать?
Тальнар обернулся к ней.
— А если я скажу «нет», — спросил он, грустно улыбаясь, — ты что, развернёшься и уйдёшь?
Веглао помотала головой, смело глядя ему в глаза:
— Ты по-прежнему думаешь, что Кривой Коготь прав?
— Ничего я не думаю, — устало сказал Тальнар. — Ничего. Я совсем запутался. — Он снова затянулся, выпустил струю дыма в воздух и вдруг отшвырнул в пропасть недокуренную папиросу. Сплетя пальцы в замок, он опустил на них лоб, прошептав:
— Ты ждешь моей помощи. Знаешь, теперь ты можешь попросить у меня что хочешь, и я всё сделаю. Я хочу, чтобы ты меня простила, чтобы я мог смотреть тебе в глаза и знать, что ты меня не ненавидишь.
— Ненавидеть тебя, Тальнар? Можешь мне поверить, я никогда тебя не ненавидела. Я ведь знаю, что ты ничего не понимал, когда напал на меня, и я давно простила тебя за это. Но Кривого Когтя я никогда не прощу. Он убил моего брата, и ты можешь не сомневаться, что я убью его. Так ты всё ещё веришь ему так же, как весной?
— Я… — Тальнар нервно облизал губы, поднял голову. — Я просто…
— Всё понятно, — презрительно бросил Октай, поднимаясь на ноги. — Идём, Веглао. Хватит с нас Гилмея. Трус!
— Я боюсь не за себя! — воскликнул Тальнар, и самое неприятное было то, что в его голосе не было ни капли гнева или обиды — только жалкая, трусливая попытка оправдаться. — У меня есть жена!
— Жена? — недоверчиво переспросила Веглао.
— А ты не догадалась? — сердито проговорил Октай, глядя в беспомощное лицо Тальнара. — Он же тебя за неё принял. Зайчишка, а? Это ты зайчишкой её называешь? Почему, можно спросить? Вроде как ты волк, а она — заяц? Ты её тоже обратил, как Веглао?
— Октай! — возмущённо воскликнула девушка. Парень закатил глаза и, усевшись вновь на камень, сердито повернулся спиной к ним.
— Зайчишка, — проговорил Тальнар, глядя в его затылок, — потому что у неё заячья губа. Все её так Заячьей Губой и называют, но не я.
Веглао показалось, что спина Октая стала чуть менее угрожающей.
— Так ты ему веришь или нет? — спросила она твёрдым голосом. — Тальнар, его здесь нет, и если ты скажешь правду, он ничего тебе не сделает.
— Нечего нам здесь делать, — голос Октая звучал всё так же презрительно, но теперь в нём проскальзывала толика смущения. — Он нам не ответит.
— Кое в чём он прав, — отозвался Тальнар, всё так же глядя виноватыми глазами в спину Октая. — Он говорит, что люди считают нас животными, которые недостойны жизни. Скажите мне, вы сами так не думаете? Разве вы сами с этим не сталкивались?
— Не все люди такие! — выпалил Октай, оборачиваясь и сверкая на Тальнара глазами. Тальнар чуточку нахмурил свои светлые брови, а потом отчётливо сказал:
— Мой отец был таким. За это я и убил его.
Веглао побледнела:
— Но я думала, его убил Кривой Коготь!
— Нет, — голос Тальнара был спокойным, но глаза выдавали его волнение. — Я сделал это сам. Я застрелил своего отца из ружья. Я не хотел этого делать… Но Кривой Коготь предложил мне выбор: либо я убиваю отца и остаюсь жить, либо он убьёт нас обоих. Что бы сделала ты, Веглао?
— Я бы убежала! — воскликнула Веглао. — Я бы всё рассказала ему и убежала вместе с ним, нашла бы союзников, дралась бы! Почему ты этого не сделал? Ведь он был твой отец, он должен был тебе поверить…
Тальнар взглянул на неё с такой яростью и болью, что Веглао испугалась. Ей мгновенно вспомнилось, как эти же глаза, только не серые, а жёлтые, смотрели на неё в тот момент, когда острые когти рвали её кожу. Шрамы, оставленные ими, заболели разом — целая симфония боли. Инстинктивно она подалась назад, сжав рукоятку ножа. Тальнар этого не заметил. Он вскинул голову и заговорил:
