Дмитрий Скирюк - Кукушка
— Дядя Рейно, дядя Рейно, — торопливо заговорила Октавия, — не спрашивайте их, пожалуйста, тут нет ничего секретного! Просто им надо туда — и всё! Всё!
— Хорош трепаться, Рейно, — проворчал дер Тойфель. — Сам же знаешь — девочка не станет врать. Зря бучу подняли. — Он полез в карман, достал монету в полновесный гульден и протянул её хозяйке. — Держи, мамаша, это за вино и за беспокойство. Сама понимаешь... И вы, фратер, — развёл он руками, оборачиваясь к Томасу, — не держите на нас зла.
— Б-бог простит, — спокойно ответил он. — Pax vobiscum. Но мы и правда д-должны идти.
Рейно помедлил и сделал знак своим ребятам убрать ножи. Все облегчённо выдохнули и задвигались. Мануэль потёр горло, на котором остался тонкий красный след, бросил взгляд на Кастора, на Рейно, надел свою широкополую шляпу и надвинул её на глаза.
— Hasta bueno, — буркнул он, вставая. — Увидимся завтра.
Не сказав больше ни слова, испанец и монах покинули фургон.
После их ухода под тентом повисла неловкая тишина. Шольц, мокрый и испачканный, уже залез обратно, разминал ушибленное плечо и бросал в сторону гистрионов сердитые взгляды.
— Раз уж вы зашли, может, супчику? — предложила маркитантка.
Музыканты переглянулись.
— А супчику так супчику, — сказал за всех здоровяк Рейно и снова оглядел собравшихся. Вздохнул: — Но теперь, когда эти ушли, может, вы всё-таки скажете, чего затеяли, а? Октавия?
— Она уже сказала, — ответила за всех Ялка. — Нам нужно быть на казни, вот и всё.
— Так и что? — с детским простодушием спросил дер Тойфель, принимая из рук мамаши Кураш миску с супом. — Раз нужно, идите. Хотя всегда не понимал, чего вас, молодух, влечёт на такое позорище. Но Бог вам судья... Феликс, ложка есть?
— Свою иметь надо.
— Моя сломалась. Так, что я говорил-то... Ах да. Хочешь, так иди! Чего страдать?
— Я не могу, — Ялка покачала головой и положила ладонь на живот. — Нас задавят в толпе.
— О... — Тойфель чуть не подавился и покраснел. — Да... Об этом я не подумал.
— Это ещё не всё, — сказал Фриц. — Мне и брату Томасу нужно быть рядом с ней.
— Почему?
— Потому. А наставник брата Томаса, брат Себастьян, меня знает: он меня разыскивает.
— Зачем?
— Затем! — огрызнулся Фриц. — Чего ты все время спрашиваешь? Тебе какая разница? Так надо. Ешь свой суп. Больше я ничего не скажу: всё равно ты не поймёшь.
По лицам гистрионов было видно, что они напряжённо размышляют над сказанным, но решающее слово, видно, оставалось за Рейно Моргенштерном. А он ничего не говорил, только покусывал губы. Суп в его миске остался нетронутым.
— Ни черта не понимаю, — наконец признался Рейно. — Коли вы туда рвётесь, на то есть причина. А при чём тут мальчик в рясе — не пойму. Или он тоже не настоящий монах?
— Нет, этот настоящий.
— Никогда не доверял этим испанским попам... Но ладно. Надеюсь, он на вашей стороне. Знаешь, девка, а пожалуй, мы поможем вам.
— Как?
— А это уже наше дело. Приходите завтра к нам, Фриц покажет дорогу. Эй, братва, кончай жрать: собираемся. Хозяйка! Мы берём бочонок и уходим. Тойфель, расплатись...
— Октавия! Долго ты ещё собираешься тут сидеть? Проснётся твой итальяшка, с ума сойдёт. Ты с нами?
— Фриц меня проводит.
Рейно покачал головой:
— Нет, так не годится. Кто-нибудь останьтесь, присмотрите за ними.
— Я присмотрю, — внезапно подал голос Йост, который после кутерьмы забрался в угол и сидел там, серый и незаметный. — Я эту кашу заварил, мне и расхлёбывать.
Предводитель гистрионов некоторое время смотрел на него.
— Хорошо, — сказал он, наконец приняв решение. — Мы уходим, поэт. Полагаюсь на тебя, раз так.
И они удалились. В повозке сделалось совсем просторно.
— Нам нужен лазутчик, — вдруг сказал Фриц.
— Что? — спросила Ялка.
Остальные тоже посмотрели на него с недоумением.
— Кто-то невидимый, на кого не обратили бы внимания. — Фриц задумался и вздохнул. — Карел-с-крыши подошёл бы, но где ж сейчас его найти...
— Я могу! — сказала Октавия. — На меня не обратят... А что надо делать?
— Сиди уж... не обратят. Нет, нам нужно что-то другое! Как Жуга учил: «Стань вторым деревом, чтоб тебя не видели». Хм... — Он потёр запястье. Октавия вдруг обратила внимание, что камешки на его браслете как-то странно поблёскивают, словно там, внутри, вспыхивают и гаснут огоньки, — Хм! — уже с новым выражением повторил Фриц. — А знаешь, Кукушка, я мог бы оживить что-нибудь! На время. Заколдовать какую-нибудь вещь. Я знаю как: мне травник объяснял, что надо «отделить» часть себя — и пусть она умеет только что-нибудь одно. Подсматривать, подслушивать... на волынке играть...
— Фриц, Фриц, постой, погоди. — Ялка протянула к нему руку — Другой рукой она всё ещё держалась за живот; ногти у неё были неровные, обгрызенные. — Ох, дай сообразить... Тебе нельзя колдовать: ты неразумно тратишь силы. Ты надорвёшься, можешь даже умереть! Помнишь, чем это кончилось в прошлый раз?
— Сравнила! — фыркнул он. — Я же пытался спрятать сразу двоих!
— Всё равно, — упорствовала девушка. — Где мы возьмём такую вещь, чтоб она могла летать или, на худой конец, ходить? Такое невозможно. Даже та волынка только играла, а ходить не могла — у неё же ног нет. И не бывает вещей с ногами, разве только стол или табурет... Нет таких вещей.
— Есть! — вдруг сказала Октавия, — Вот, у него есть ноги.
И протянула деревянного Пьеро.
Все онемели. Стало слышно, как капли шлёпают по лужам. Первым нарушил молчание Шольц.
— Когда Судьба оставляет свои знаки, — сказал он, — она оставляет их везде. Не иначе, сам Господь надоумил тебя взять с собой эту куклу, девочка. — Он повернулся к Фрицу. — Берись за дело, парень. Берись за дело, если можешь. И делай его хорошо.
* * *Полог палатки всколыхнулся, пропуская то ли ветер, то ли небольшого зверя — собаку или что-то в этом роде. Человек, лежащий в углу на отсыревшей соломе, поднял голову, прищурился и различил во тьме маленькую фигурку непонятно кого.
— Господин Лис... — позвали из темноты. — Господин Лис...
— Кто... кто здесь? — спросил человек и закашлялся.
Голос у него был хриплый, словно скрип несмазанных петель. Он часто сглатывал, казалось, он с трудом подбирает слова. — Кто?.. — снова повторил он и умолк, всматриваясь в тишину и вслушиваясь в темноту.
— Это я, господин Лис, — грустно ответил тонкий голосок. — Здравствуй.
Здоровался загадочный некто — будто прощался.
— Здравствуй... — В голосе человека послышалось удивление. Он оглянулся на вход. — Тебя... прислали стражники?
