Ник Перумов - Черная кровь. Черный смерч
Таши рассказал Лишке о путешествии, даже кожан распахнул на груди, гордо показав свежие рубцы, оставленные ночной птахой, потом принялся расспрашивать о делах домашних.
Остаток лета селение прожило спокойно, о мэнках не было ни слуху ни духу, рыба ловилась хорошо, в стаде был немалый приплод, а вот урожая ждать не приходилось, большое поле стоптали подчистую. Однако, порадовала друга Лишка, праздник дожинок будет через три дня, как раз к их приходу, причём не только новый огонь вытирать станут, но и ночью по лесу бегать – всё как в былые годы. Разрешил вождь молодёжи праздновать, поверил, что трижды битые чужинцы убрались восвояси и детям своим заповедают близко к Великой не подходить.
– Мы ведь на восходный берег ходили, – делилась новостями Лишка. – Большим отрядом, человек с полсотни. И Калюта с нами ходил. На две недели пути никого не встретили. Пуста степь, как в те времена, когда Лар ещё не родился. Бежали проклятущие в свои края. Теперь, поди, не сунутся. А вот мы к ним заглянули и шороху навели – долго будут помнить.
– Это хорошо, – соглашался Таши, которому частенько вспоминалось, как стоял он с луком на крутом обрыве, безнадёжно стараясь помешать вражеской переправе.
– Яйян нас к своему бывшему селению вывел, – увлечённо рассказывала Лишка, – а там теперь мэнки обосновались. Так мы их пожгли всех как есть. А Яйян меня на охоте у старого быка из-под самых рогов выдернул. Никогда бы не подумала, что человек может большого тура так вот просто опрокинуть. А ведь у Яйяна ещё плечо не до конца зажило.
– Кто это такой? – удивился Таши, трижды кряду услыхав незнакомое имя.
– Так это тот парень, которого я, когда мэнки морок наводили, топором сгоряча огрела. Ведь чуть не убила человека!
– Ну и как он, выздоровел? – спросил Таши вежливо.
– Да уж теперь-то здоров. В одну из семей его недавно приняли, говорить по-нашему учится. Но всё равно, смешной. Иной раз такое скажет…
– От матери и Ромара никаких вестей не было? – перебил Таши.
– Нет, никаких. Как с вами вместе из Верхнего селения вышли, так с тех пор о них никто ничего не слыхал. Да уж не пропадут, не в первый раз, чать.
– Ромар больно плох был, – посетовал Таши. – Мать говорила, что не оправиться ему после того сражения.
– Погоди-ка!.. – остановила приятеля Лишка. Она только сейчас заметила Векшу, а вернее – лук, висящий у неё за плечом, и глаза у воительницы загорелись.
Богатырка подошла к девушке, которая могла бы не сгибаясь пройти у неё под мышкой, осторожно указала на оружие:
– Можно посмотреть? – спросила она на языке детей лосося.
Всё-таки, хоть не было в Лишке и намёка на волшебные силы, но и она недаром была среди Ромаровых выучеников. Говорить Лишка умела на полудюжине разных языков, откуда только слова у неё брались.
– Можно, – тихо ответила Векша.
Лишка подзенькала ногтем по тугой тетиве, вернула лук хозяйке. Решительно отсчитала полсотни шагов, сильным ударом вбила в сухую землю копьё, так что оно осталось стоять одинокой, издали заметной вешкой.
– Сможешь дострелить?
Векша, не отвечая, скинула на землю мешок, достала законопослушно спрятанный колчан со стрелами, придирчиво выбрала стрелу, наложила её на тетиву, плавно вскинула лук… Через мгновение деревянный стук возвестил, что стрела попала в цель. Векша двинулась было к копью, но Лишка остановила её.
– Погоди минуту, теперь моя очередь.
Охотница вытащила из-за пояса боло, коротко, в три вращения раскрутила его. Каменная гроздь с лёгкостью пролетела отмеренное расстояние, и мягкий ремень обмотался вокруг воткнутого стоймя копья. Лишка резко рванула боло на себя, вырвав копье из земли, так что оно вернулось почти к самым ногам девушек. Стрела, вонзившаяся в копейное древко, так и осталась торчать, словно ветка, некстати проклюнувшаяся на сухом стволе. Лишка подняла копьё, двумя пальцами покачала плотно вбитую в древесину стрелу.
– Ты молодец, – признала она. – Я так не умею. Это хорошо, когда женщины могут за себя постоять. А то у нас, как враги подошли, так все бабы за городьбой кучатся и ждут, когда их мужья оборонят. Я такого не понимаю. А ты к нам надолго?
– Нет, – ответил за девушку подошедший Таши. – Дожинки вместе с нами отпразднуют, а там и назад пойдут, чтобы до глубокого снега домой поспеть.
– Жаль, – сказала Лишка. – Мы бы с тобой подружились, честное слово.
Глава 9
Оставшись одна, Уника уже могла не прятать Турана. Теперь демон целый день тащился рядом с йогой, время от времени взрёвывая, сокрушая встречные деревья и не переставая укачивать бесчувственного Рона. Основную часть своей неподъёмной ноши Уника навьючила на великана, надеясь, что у неё на глазах тот не посмеет разделываться с вещами.
Так они и шли, неспешно, преодолевая за день едва ли половину обычного дневного перехода и наводя несказанный ужас на лесных обитателей. Ромар послушно шёл, когда ему говорили идти, понуро сидел, если Уника останавливалась на днёвку, меланхолично жевал то, что йога впихивала ему в рот. За всё время он не произнёс ни единого слова и вообще мало отличался от медленно гаснущего Роника.
К концу августа странная четвёрка достигла последнего лесистого увала. Таёжные чащобы кончились, и вновь перед Уникой зазеленели просторы степи, на этот раз северной, холодной и неприветливой. Впрочем, сейчас, когда лето уже клонилось к упадку, тундростепь вошла в самую последнюю пору неудержимого и радостного цветения. Трава скрывала путников с головой, качалась, ходила волнами. Огромные мохнатые звери, какие нигде в мире больше не сохранились, паслись на невиданном травостое, запасая жир на всю морозную полугодовую ночь.
Мамонты и носороги, мускусные быки и мегацеросы – от них веяло силой, спокойствием и незыблемостью. И никто ещё не знал, что время этих гигантов сочтено. Летом со стороны нового моря тянулись туманы, и в результате июль стал не таким жарким, как в былые времена, ибо незакатное солнце всё чаще скрывалось за тучами. А не будет тепла, не станет и трав, способных прокормить лохматых гигантов. Но самое главное – в бескрайнем горьком море сдвинулись тёплые течения, отчего тундростепь, лежащая большей частью на воде, начала подтаивать. Этого не знал ещё никто, кроме провидца Баюна, да и тот вряд ли разбирался в подобных непростых вещах. Знал лишь, что эпоха больших зверей кончается.
Но покуда мир казался незыблемым, как старые мамонты, бредущие по ровной, словно лощильная доска, тундростепи. Лишь редкие островки, там, где камень выпирал на поверхность, нарушали однообразие замёрзшего моря. Удивительная вещь – далёкий северный край. Разгреби прошлогоднюю траву, копни плодородную землю, и увидишь под ней сначала смёрзшийся песок, а следом и чистый лёд. И далее – сколь ни прорубайся вглубь, ничего, кроме льда, не обрящешь. Дивная, богатая земля, и лишь одним она плоха: пройдёт время – и уйдёт земля у тебя из-под ног, растает в самом что ни на есть прямом смысле слова.
