Елена Никольская - Змей подколодный
— Вы издеваетесь? — тоскливо спросил сыщик, выныривая из-под платка.
— Как и положено чёрному магу, — охотно пояснил куратор. — Закипело, господа?
Перед носом Никиты грохнулся на столешницу котёл. Струйки пара, пронзительно зелёные, текли вертикально вверх и сильно искрили.
— Ты четвёртого нашёл, Фарид? — осведомился один из дядек. — Невероятное ведь амбре!
— Никита, вы закончили? — спросил Демуров. — Будьте-ка любезны пригласить сюда бармена.
Слёзы мгновенно высохли. "Котёл. Но не печка. Но котёл. Большой. Все мои три трети в нём точно уместятся…"
— Без информации, сударь, теперь никак? — ухмыльнулся Демуров. — Для ритуала требуется ещё один свидетель, что вам непонятно?
"Всё понятно. Ритуал. И котёл. И ритуал…"
Никита прикинул расстояние до входной двери и медленно принялся вылезать из-за стола.
— Юноша! — воззвали за спиной. — Вы от долга избавиться хотите или нет? Поторопились бы! Вам хорошо, у вас насморк…
По закону зебры действие таблеток господина Чернецкого закончилось, когда сыщик дошёл до стойки. Так что ритуала собственного освобождения он не видел. Счастье ещё, что ритуалу это было без разницы.
3Тем временем дом в Старых Соснах искал песню, настойчиво крутившуюся в голове хозяйской дочки. Ему очень хотелось сделать для барышни что-нибудь приятное.
Господа маги про барышню не вспоминали вовсе. Настроенные поначалу вполне мирно, после сцены в саду они словно с цепи сорвались. Дом подумать не мог, что хозяин способен на такую нервозность. Теперь уж его роман со стриженой ведьмой не вызывал у дома удивления. Одного дуба жёлуди!.. Впрочем, мальчик был ничем не лучше. Надо заметить, что никому и никогда хозяин подобных манер и выражений не спускал, а потому совсем скоро дом понял, что скандалят господа маги с огромным упоением.
Основным камнем преткновения в скандале торчала некая статуя. Гость не помнил статую, а хозяин несказанно по этому поводу бесился. Статуя происходила из личного кошмара гостя: обычная малышовская бука! Но что господа маги вокруг той буки навертели — слушать было тошно!
Второе место в выяснении отношений заняла речка Ахтуба. Речка текла в одном городе и отсутствовала в другом; гость утверждал, что речку любил и никогда не желал с ней расставаться. Хозяин обвинял гостя во лжи, поминая почему-то мост и плотину. С моста и плотины господа маги перешли на топографию родного города. На полу перед камином возник макет, скандалисты принялись ползать на четвереньках, тыча в макет пальцами. Дом окончательно потерял интерес к скандалу и озаботился исключительно барышней.
Барышня сидела, обхватив коленки, на диване, в скандале не участвовала и думала печальные думы. За разъяснением дум пришлось обратиться к слуге, но слуга злобно рыкнул, потребовав вместо ответа новую порцию пирожных. Дом, изрядный кулинар, послушался. Тем более что песню он уже нашёл.
"Твой папа оторвёт мне башку!"[43]
— Ух ты! — сказала барышня, а господа маги вздрогнули и заткнулись.
— Это что ещё?! — вопросил мальчишка. — Выключи на хрен!
Хозяин покосился на барышню и скомандовал в воздух:
— Потише!
— Орите потише! — посоветовала барышня. — Классная песня.
Господа маги, переглянувшись, склонились над макетом, и дом завёл песню с начала.
"Твой папа оторвёт мне башку, а после и тебе оторвёт…"
Слуга, лежавший на каминной полочке, неслышно хмыкнул. Эмоции барышни он обнюхал безо всякого стеснения: виноград там не рос. Даже кислый.
Мальчик Лёша сыграл с барышней в увлекательную игру, и она сумела её оценить. Больше того — мальчик Лёша нравился барышне. Его стиль общения, оригинальность вкуса, злое, но несомненное чувство юмора… Он был чертовски классный, этот мальчик Лёша. Но выбирать объектом игры родную дочь?
"Не комильфо, папочка. Alea jacta est[44]. И надоели ужасно. Два часа как ноль внимания на родную дочь и любимую женщину. Хватит!"
— Я хочу спать! — громко объявила барышня. — Давайте обсудим, как нам дальше быть, и я пойду спать.
— Оу!.. — сказал Лёшка. — Что-то мы засиделись!
Макет Волжского, съёжившись, взлетел на каминную полочку (слуга еле успел отодвинуться).
— А прогул на завтра не покроешь? — поинтересовался Андрей. — Пользуясь служебным положением? Хоть выспаться…
Лёшка пожал плечами.
— Да покрою. Я, знаешь ли, с директором гимназии на короткой ноге… Но на учёбу директорская власть не распространяется, сам понимаешь.
— Наверстаем, — пообещал Андрей. — Ежели раньше вечера будить не станешь…
— И уж сразу о грустном. Правила поведения, господа гимназисты, я для вас отменить не в силах. Кондуит за ночные прогулки — это святое…
— Слу-ушай! — сказал Андрей. — А вот ночью — в гимназии! Ну, вот где мы дрались с тобой! Там что — мираж? Или на самом деле?..
— Извини, — отказался Лёшка. — Не в моей компетенции гимназисту такие тонкости излагать.
Он развёл руками и улыбнулся — господин директор гимназии.
"Но мы уже готовы к прыжку, и значит, твой старик подождёт…"
— Да ладно, папочка, — сказала Ольга. — Можешь изложить. По крайней мере, мне точно можешь. Я теперь тоже не в твоей компетенции.
— То есть? — спросил папочка, пригасив улыбку.
— Я под твоим началом учиться не намерена. Вернёшь меня в гимназию — учиться всё равно не буду. Так что тебе по-любому придётся меня исключать.
— Хочешь домой? — спросил Лёшка, и барышня помотала головой.
— Домой не хочу. Хочу в Антверпен. Свозишь меня в Антверпен?
— С удовольствием, — сказал Лёшка. — В июле — подойдёт?
— Подойдёт. А до июля я в другой школе поучусь. Переводом. Это, я думаю, твоё служебное положение как-нибудь осилит. Но если нет, то лучше домой, чем в гимназию.
— Нет, — задумчиво сказал Лёшка. — Не лучше…
— Звезда моя, — сказал Андрей. — Ты не сгоряча? Давайте завтра поговорим, а?
— Да поговорим, — согласилась барышня. — Чего ж не поговорить. Посплю вот — и поговорим, куда папочка меня переведёт. А про гимназию и говорить нечего. Или наш Белый Кролик там директор, или я там учусь.
— Не получится, — сказал Лёшка и присел перед барышней на корточки. — Уйти с должности, госпожа моя, никак у меня не получится.
— Шкурный интерес? — осведомилась барышня. — Ну извини!
"Не сгоряча, — понял Андрей. — Дохлый номер. Убедить дорогую дочь змею не светит — ни завтра, ни послезавтра. И мне не светит. Погано. Твою ж дивизию, погано-то как!.. Но домой я тоже не хочу. В Антверпен — так в Антверпен…"
Он налил себе коньяку и залпом выпил.
