Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Реликвии Смерти
И теперь Снейп снова стоял в директорском кабинете, и Файнис Найджелус вбежал в свой портрет.
— Директор! Они стоят лагерем в лесу Дина! Грязнокровка…
— Не говори этого слова!
— …ну, девчонка Грейнджер, она упомянула название, когда открывала свою сумочку, и я ее услышал!
— Хорошо. Очень хорошо! — крикнул портрет Дамблдора из–за директорского кресла. — Теперь, Северус, меч! Не забудь, он должен быть взят в условиях лишений и при проявлении доблести — и Гарри не должен знать, что это ты его даешь! Если Волдеморт прочтет гаррины мысли и узнает, что ты действуешь ради него…
— Я знаю, — отрезал Снейп. Он подошел к портрету Дамблдора и потянул за край рамы. Портрет откинулся вперед, открыв позади себя полость, из которой Снейп извлек меч Гриффиндора.
— Вы по–прежнему не собираетесь сообщить мне, почему так важно дать Поттеру меч? — спросил Снейп, накидывая дорожный плащ поверх мантии.
— Думаю, это не нужно, — ответил портрет Дамблдора. — Он знает, что с ним делать. И Северус, будь крайне осторожен, они будут не очень рады твоему появлению после несчастья с Джорджем Уизли…
От двери Снейп повернулся.
— Не волнуйтесь, Дамблдор, — прохладно произнес он. — У меня есть план…
И Снейп покинул комнату. Гарри поднялся вверх из Думшлага, и в следующее мгновение он лежал на покрытом ковром полу в той же самой комнате: Снейп словно только что закрыл за собой дверь.
Глава 34. Снова лес
Наконец–то правда. Лежа лицом вниз на пыльном ковре кабинета, где, как он раньше думал, он изучал секреты победы, Гарри понял наконец, что изначально не должен был выжить. Его задачей было спокойно прийти в приветливо раскрытые руки Смерти. По пути он должен был избавиться от остальных связей Волдеморта с жизнью, так что когда он в итоге встанет на пути Волдеморта и не поднимет волшебную палочку для собственной защиты, конец будет ясен, и работа, которая должна была быть сделана в Годриковой Лощине, будет закончена: ни один из них не будет жить, ни один не сможет выжить.
Он почувствовал, как сердце яростно колотится в груди. Как странно, что в своем страхе смерти оно билось все сильнее, доблестно сохраняя Гарри жизнь. Но ему придется остановиться, и скоро. Его удары сочтены. Для скольких ударов у него останется время, после того как Гарри встанет и в последний раз пойдет через замок, направляясь в парк и затем в Запретный лес?
Ужас волнами накатывал на Гарри, пока он лежал на полу и этот погребальный барабан стучал внутри него. Будет ли это больно? Часто он оказывался в ситуациях, когда думал, что это вот–вот случится, но все время ускользал. Всякий раз при этом он не думал всерьез о самой смерти: его воля к жизни всегда была настолько сильнее, чем страх смерти. Но теперь ему не приходило в голову, как попытаться уйти, убежать от Волдеморта. Все было кончено, Гарри это знал, и оставалось ему только одно — собственно, умереть.
Если бы только он мог умереть той летней ночью, когда он в последний раз покинул дом четыре по Оградному проезду, когда благородная фениксовая палочка спасла его! Если бы только он мог умереть, как Хедвиг, настолько быстро, что он бы даже не узнал, что это случилось! Или если бы он мог встать на пути волшебной палочки, чтобы спасти кого–то, кого он любит… теперь он завидовал даже смерти своих родителей. Хладнокровная прогулка к собственному уничтожению потребует храбрости другого рода. Он чувствовал, что его пальцы слегка дрожат, и приложил усилие, чтобы вернуть контроль над ними, хотя видеть его никто не мог: все портреты на стенах были пусты.
Медленно, очень медленно Гарри уселся, и садясь, он почувствовал себя более живым, он лучше ощущал свое живое тело, чем когда бы то ни было раньше. Почему он никогда не осознавал, какое он чудо, его мозг, и нервы, и бьющееся сердце? Этого всего не станет… или, по крайней мере, его самого с этим телом уже не будет. Гарри задышал медленнее и глубже, его рот и глотка были абсолютно сухи, но и глаза тоже.
Предательство Дамблдора было почти ничем. Конечно же, существовал больший план; Гарри просто был слишком глуп, чтобы его увидеть, теперь он это понял. Он никогда не подвергал сомнению свое собственное предположение, что Дамблдор хотел, чтобы он остался жив. Теперь Гарри видел, что длительность его жизни всегда была определена тем временем, какое ему понадобится, чтобы уничтожить все Хоркруксы. Дамблдор передал работу по их уничтожению ему, Гарри, и он послушно продолжал обрубать связи, привязывающие к жизни не только Волдеморта, но и его самого! Как аккуратно, как элегантно — не тратить больше жизней, но поручить опасную работу мальчику, который и так уже был предназначен для убоя и смерть которого будет не катастрофой, но еще одним ударом по Волдеморту.
И Дамблдор знал, что Гарри не выскользнет, что он продолжит идти до конца, даже если это будет его концом, потому что Дамблдор озаботился тем, чтобы узнать его, ведь так? Дамблдор, так же как и Волдеморт, знал, что Гарри не позволит кому–нибудь другому умереть за себя, теперь, когда он обнаружит, что в его силах прекратить это. Образы Фреда, Люпина и Тонкс, лежащих мертвыми в Большом Зале, снова встали перед ним, и на мгновение его дыхание почти остановилось: Смерть была нетерпелива…
Но Дамблдор переоценил Гарри. Он не преуспел: змея осталась жива. Один Хоркрукс по–прежнему будет привязывать к земле Лорда Волдеморта, даже после того, как Гарри будет убит. Конечно же, это будет означать более легкую работу для кого–то другого. Он подумал, кто этим займется… Рон и Гермиона, конечно же, знают, что нужно делать… вот, наверно, почему Дамблдор хотел, чтобы он им открылся… чтобы, если он выполнит свое истинное назначение слишком рано, они могли продолжить…
Словно дождь по холодному оконному стеклу, эти мысли стучали по твердой поверхности неопровержимой истины, заключающейся в том, что он должен умереть. Я должен умереть. Все должно закончиться.
Рон и Гермиона словно были где–то далеко, в далекой стране; Гарри казалось, что он расстался с ними давным–давно. Никаких прощаний и никаких объяснений не будет, это он решил твердо. В это путешествие они не могли отправиться вместе, а все попытки, которые они наверняка предпримут, чтобы его остановить, лишь приведут к потере драгоценного времени. Он глянул на потрепанные золотые часы, полученные им в подарок на семнадцатилетие. Почти половина часа, отведенного Волдемортом на его сдачу, миновала.
Гарри встал. Сердце колотилось о его ребра, словно перепуганная птичка. Возможно, оно знало, что у него осталось мало времени, возможно, оно твердо решило отстучать биения всей жизни, прежде чем остановится. Гарри не оглянулся, закрывая дверь кабинета.
