Ната Чернышева - Тропою снов
Конечно, глупо было надеяться увидеть зеркальный росток сегодня. Слишком мало прошло времени. Я протерла влагу со складной скамеечки. Скамеечку я неразумно оставила здесь еще вчерашним утром, как-то не подумала, что дождь пойдет и промочит.
Дождь шел всю ночь, но к утру в сплошном войлоке дождевых облаков появились прорехи, и в них сияло чистой голубизной холодное небо. К утру выпал иней, а теперь он таял, и солнце, прорываясь сквозь тучи, искрило колкой радугой на каждой капле.
Я поежилась, обхватывая себя за плечи. Холод превращал дыхание в легкий пар. Да. Скоро зима. Снег ляжет на улицы и на крыши, озеро Кео скроется твердым ледяным панцирем… а на храмовой площади появится труп, который никто не удосужиться даже убрать. Вначале его занесет снегом, потом на всю зиму скует морозом, а по весне не удастся даже разобрать, что за человек нашел тут свою погибель — молодой или старый, мужчина или женщина. Только кольца будут мерцать прежним равнодушным отсветом. Они останутся неизменными даже после того, как кости рассыплются прахом, и прах этот развеет ветер по всем сторонам света. Пленная душа не сможет уйти в Междумирье, не сможет родиться снова. И сознание не погаснет милосердно в момент смерти, оно останется сходить с ума от бестелесной жизни, прикованное к магическим артефактам навечно… надолго ли его хватит?
Вслед за сознанием сойдет с ума и душа. Сойдет с ума и погибнет окончательно. Через много-много сотен веков!
Аль-нданн Баирну снова совершил подлость, подумалось мне. Еще более страшную, чем в прошлый раз! Тогда все-таки можно было его хоть как-то понять… не оправдать, а понять! Госпожа Саемма была ему правнучкой, как и Сешма, родная все-таки кровь. А здесь…
Почетно убить врага в бою. Но обречь его на муки — это подлость. Обречь на вечные муки — вечная подлость! И я тоже виновата, кто Верховному помогал эти кольца проклятые делать? Да чтоб ему самому…
Я прикрыла рот ладонью, чтоб не вылетело вслух. Не проклинать — это первое, чему учат неопытных магов. Вырвется в черную минуту горячее слово вместе с Силой, не остановишь потом. С подлостью надо бороться иначе.
Я больше не размышляла.
Накинула плащ и пошла.
Нданна Матахри так и сидела на прежнем месте. За ночь ее одежда промокла насквозь и липла теперь к телу, не давая никакой защиты от свирепого ветра, гулявшего по площади в свое удовольствие. Мокрые волосы взялись мелкими колечками и сбились в плотный, полдня расчесывать, колтун. И пахло от женщины не цветами. Но, гордая, дорей-нданна сидела неподвижно и прямо, не пытаясь согреть себя резкими движениями. Никто не спешил проявлять дозволенное Храмом и правлением Накеормая милосердие. Наоборот.
Вокруг пленницы приплясывала стайка кривляющихся мальчишек. Они грязно ругали как саму Матахри, так и всех ее родичей до сорокового колена включительно. Дорей-нданна сидела как глухая. Я бы на ее месте давно уже всыпала нахалам. А впрочем, не могла Матахри им всыпать, и все из-за оков, наложенных самим Верховным аль-нданном. Наверное, она сейчас вообще ничего не могла.
Даже встать самостоятельно.
Мальчишки совсем обнаглели. Начали швырять камни, глумясь и хохоча во все горло… Я заметила на лице дорей-нданны синие отметины — видать, вчера тоже угостили на славу. Один камень попал пленнице точнехонько в лоб. Она лишь покачнулась. И вдруг зашлась в жестоком кашле, сгибаясь едва ли не вдвое.
Мальчишки хохотали, им было действительно было весело, они считали себя храбрецами…
Я вдруг разглядела среди них Юлеську. Трудно было не заметить, здоровенный лоб, заводила… Меня ожгло свирепым огнем. Привиделось вдруг, будто держу в руках отцовский флам, и тот радостно накачивает меня свирепой бешеной яростью.
— А ну, пошли все вон! — заорала я не своим голосом.
Мальчишки вроде попятились, но недалеко, ишь, на вожака оглядываются, волчата.
— Эй, ты чего? — не понял меня Юлеська. — Совсем умом рехнулась? Жабу эту жалеешь, да?
— Вон отсюда!
— Ха! — презрительно фыркнул он, размахнулся и кинул в пленницу увесистый камень, раза в три побольше прежнего. Вот только до цели камень не долетел. Сгорел еще в воздухе, осыпался тонким пеплом. Полезное качество, взглядом камни испепелять. Запомню на будущее. Я шагнула. Ярость захлестнула меня с головой и несла за собой; это было настоящее, подлинное чувство, и как же сладко оказалось его испытывать! Вместо привычной-то пустоты…
Надо бы запомнить это ощущение, впредь пригодится, фламы Силой накачивать!
— Вон!
Юлеська попятился, споткнулся, не удержался на ногах и, нелепо взмахнув руками, шлепнулся на задницу. Всю остальную компанию давно уже словно ветром сдуло, почуяли, змееныши, что шутки закончились.
— Убью!
Юлеська плюнул, и пошел себе, вначале медленно, нехотя, оглядываясь на каждом шагу, а потом все быстрее и быстрее. Туда и дорога. Тоже мне, мститель нашелся, перед беспомощным пленником каждый герой. Додуматься ж было надо, камни кидать!
— И чтоб я тебя в мастерской больше не видела! — крикнула я ему вслед. — Слышишь, урод?!
Я посмотрела на дорей-нданну. Дождливая ночь перед Храмом измотала ее, состарила. Она начала превращаться в свою собственную тень, но пощады просить ей мешала гордость. Да и кто стал бы щадить ее? Заслужила она казнь мучительную, заслужила, сама виновата! Что мне до нее? Она мой предел сожгла, всю семью мою погубила. Пусть дохнет теперь, заслужила.
Все так. Но и Юлеську я понять не могла. Камни кидать… безнаказанно… нашел, над кем силой своей тешиться! Камнем в беспомощную, беззащитную… и еще младших на то же подзуживал!
" Не знаешь как поступить — поступай по совести", — отдался вдруг в памяти голос матери. Я аж оглянулась: почудилось мне, будто мама рядом стоит. И смотрит на меня с одобрением, с гордостью даже… Поступай по совести.
Да провались оно все!
Я решительно шагнула к пленнице. Крепко ухватила ее за локоть:
— Вставай!
Она вскинула голову, всмотрелась в мое лицо непонимающим взглядом.
— Вставай, иди. Со мной иди…
Шла она медленно. Каждый шаг давался ей трудом, я видела. Надо думать, дорей-нданна не за просто так далась тем аль-воинам. Наверное, ее ранили в бою. Вот только раны были магические. Без единой отметины на теле! Да еще эти кольца…
Меня душила бешеная ярость. Если б только я знала, за каким хаосом Баирну такой странный артефакт понадобился! Если б знала заранее, так сразу послала бы его куда подальше, слизней за хвосты таскать! В таких выражениях, что у Верховного уши в трубочки сами собой посворачивались бы. И плевать, что он со мной потом за это сделал бы!
