Александр Белаш - Вражда
Дверь не просто открылась - в нее ударили снаружи, не кулаком и не ногой, а словно могучим порывом ветра; затем послышались шаги. Отбросив плащ и тюфяк, Гертье выметнулся из постели, держа наготове револьвер, но замер.
Печь давно угасла, потухли и десятилинейка, и спиртовка, но сквозь замерзшие окна в комнату пробивалось настойчивое бело-голубое зимнее утро. Безмолвный дом оживал - где-то за стенами, над потолком, под полом слышались бормочущие голоса, вскрики, шум передвигаемой мебели. Квартира в свете утра являла собой безобразное зрелище погрома - ничто из мебели не уцелело под ударами топора, даже доски из пола были кое-где выломаны. Вещи валялись по углам в хаотическом нагромождении, а железный лист, на котором стояла печка, был скрыт грудой пепла, похожей на курган в миниатюре. Иней, наросший на потолке и стенах, темнел мокрыми пятнами и таял, пропитывая обои. Холод исчез.
Где-то очень, очень далеко раздавалось неясное громыхание, словно в небесах резвилась гроза.
У порога стояли двое вошедших, в черном с головы до пят - черные шапки с шелковыми отворотами, пристегнутыми к тулье пуговицами, черные длиннополые сюртуки с необычно высокой талией и обшлагами до середины предплечий на крупных застежках. Черные брюки их были заправлены в лоснящиеся ваксой сапоги; в руках они держали толстые трости с набалдашниками в виде волчьих голов - и блеск этих наверший вполне мог быть золотым. Одетые в черное были весьма высоки ростом и широки в кости, лица их выглядели вырубленными из желтоватого дерева! Молодой носил черные усы, а у старшего седые усы переходили в бакенбарды, и белые брови его выступали козырьками. По платью и наружности в них легко было распознать богатого ругского помещика из глуши - редкая в больших городах птица! - и его то ли племянника, то ли сынка.
- Рагнхильд, дитятко, с тобою все благополучно? - хрипловатым басом спросил пожилой великан на ругском языке, не меняя грозного выражения лица.
- Дядюшка! - радостно вскрикнув, Рагна мигом выбралась из постели. Она бросилась к седоусому и повисла у него на шее.
Ободряюще похлопывая Рагнхильд по спине, сумрачный старый здоровяк обводил комнату взглядом из-под щетинистых бровей. Все, что здесь происходило ночью, он различал так же ясно, как если б события были описаны в раскрытой перед ним книге.
- Не плачь, деточка, все невзгоды позади.
- Я услышала гром - прогремело вдали - и подумала, что это - вы; но потом опять и опять…
- Взрывают лед в гавани, чтобы дать ход кораблям. Под канонаду и мы незаметно пришли.
- Дядя Цахариас, это… - обернувшись, Рагна посмотрела на Гертье.
- Вижу.
- Он…
- Знаю. Милостивый государь, - гулко обратился Цахариас к Гертье на официальном языке королевства, - вам нет надобности представляться нам и объясняться. Вы принадлежите к издревле уважаемой семье, и в вашем благонравии нет и не может быть сомнений. Мы чтим долг, а посему вы вправе пожелать любой мыслимой награды и возмещения убытков. Я внимательно вас слушаю.
- Благодарю за предложение, монсьер Цахариас, но мне ничего не надо, - ответил Гертье вежливо и непреклонно. - Я вас не задерживаю. Будьте счастливы… как я.
Цахариас в раздражении пошевелил усами. Рагна отвернулась, а лицо черноусого богатыря стало враждебным.
- Не могу принять такого пожелания. Я догадываюсь, что вам стало известно… но сказанного об Атталине не вернешь.
- Вот и я не стану провожать вас по-другому. Может быть, это отучит вас приравнивать временную боль утраты к ожиданию неминуемой и страшной смерти. Я скажу и во второй, и в третий раз - будьте счастливы как…
- Постойте! - Цахариас предостерегающе вскинул руку. - Будьте осторожнее в речах!
- Скажите это сьорэнн Рагнхильд.
- Каждый страдает своей болью, - зло проговорила Рагна, - и никто не хочет понять чужую. Я сравняла счет утрат, и справедливо сравняла - невиновную за невиновного, смерть за смерть. Кавалер, таков закон мести!
- Я стою за свой род - это тоже закон.
- Всю минувшую ночь вы стояли за нас, - молвил Цахариас, понизив свой мощный голос.
- Так сложились обстоятельства.
- Не воздать за это было бы бесчестно, - Цахариас требовательно посмотрел на Рагну.
- Дядюшка, дайте ему денег на починку квартиры и новую меблировку.
- А исправить твое заклинание?
- Невозможно, - Рагна сокрушенно поникла.
Наступила тишина. Склонивший голову Цахариас, казалось, глубоко задумался или прислушивался к чему-то. Наконец он поднял лицо:
- Пусть отменить слова нельзя, но в моей власти к ним прибавить и тем самым изменить грядущий ход событий. Итак, внемлите - «Как он победил стужу, так он победит и жар».
- Что это значит? - недоверчиво спросил Гертье.
- Сие мне неизвестно, - Цахариас искренне развел руками. - Я вещаю по наитию, как то было явлено извне, из вечного мира. Не требуйте от меня большего, кавалер. Мы ждем, как вы распрощаетесь с нами.
- Что ж… Будьте счастливы - и доброго вам пути.
- Благодарю вас, - склонил голову Цахариас. Черноусый повторил за ним движение, а Рагнхильд сделала на прощание книксен. Она после ночевки под тюфяком выглядела помятой и растрепанной, но черноусый обвел ее тростью по ходу солнца, заключая в незримую овальную раму. Гертье успел заметить, как платье и волосы Рагны сами собой пришли в порядок. Затем черноусый без слов подошел к кавалеру, протянул ладонь - и Гертье вложил в нее ставший бесполезным револьвер. Наследнику Валлероденов стало ясно, что одетых в черные долгополые сюртуки гостей пули не возьмут, хотя под их верхним платьем нет ни кольчуг, ни кирас. Только меч их сразит, да и то не простой. Zhar невидимо клубился у их уст, как марево над костром, словно намек на готовность выдохнуть струю палящего огня.
Церемония расставания состоялась, но гордая ругинка не спешила уйти. Предчувствуя, что больше она с Гертье не увидится, Рагнхильд хотела высказать последнее, что лежало на душе и предназначалось кавалеру.
- Прощайте, - бесчувственно сказала она, приближаясь и отводя взгляд. - Я подумала, что… ваши ноги, должно быть, обморозились.
- Надеюсь, не слишком. Кажется, вы прогрели меня насквозь.
- И разбудила вас, - то ли с сожалением, то ли с сомнением Рагна поджала губы. - Встреча с нами не проходит бесследно… как и встреча с вами. Во мне что-то изменилось. Не знаю, к добру ли эта перемена.
- Всего лишь одна встреча на пути старой вражды - что она может изменить?
- О, многое! Впредь я воздержусь атаковать Властителей Зимы - и огнем, и словом, все равно. Если только вы не нападете первыми; тогда берегитесь.
- А я стану спрашивать - не состоит ли мой противник в родстве с Господами Огня. Тех, кто скажет «да», я буду склонять к мировой.
