Ахэнне - Virgo Regina
Неправильно — элитнику любить третьесортника. Неправильно — третьесортнику надеяться на любовь элитника.
Но законы и логика разрушилась, будто трухлявая стена от чугунного орудия — в момент, когда Доминик сбежал от госпожи и воли Королевы. Его не хватились и не объявили в розыск, хотя он пока остерегался выходить на улицу под вездесущие камеры. Впрочем, его устроило бы жить хоть сто лет, хлопоча по хозяйству дома, поддерживая идеальный порядок и не сталкиваясь с окружающим миром. К коему особой приязни не питал.
Устроило бы?
Теодор порой задерживался до вечера, сумерки плотным киселем заливали окна, ползли по полу и стенам. У сумерек душа одиночества. И поскольку вечером все дела закончены, Доминику становилось неуютно, хотелось бежать на улицы, искать своего покровителя; здравый рассудок удерживал его от подобных безумств, но ядовитые побеги тоски прорастали быстро, за каких-то полчаса.
В такие моменты Доминик становился у большого ромбовидного окна, клал ладони на подоконник и пел.
Кажется, он зарекся петь? Никому не нужный талант едва не отправил его в ад. Поначалу Доминика тянуло вырезать голосовые связки — схватить нож и чиркнуть, будто спичкой, по горлу. Конечно, он был неспособен на такое.
К боли нельзя привыкнуть.
'Но ведь вместо путевки в ад я очутился у Тео'.
Сумеречная тишина казалась тягостной, невыносимой; нужно было сражаться с ней, а иного оружия, кроме собственного горла у него нет.
Итак, Доминик пел.
И Теодор услышал его.
Теодор стоял позади, как ему удалось не вспугнуть осторожного Доминика — неясно; он стоял позади и слушал, а затем три раза хлопнул в ладоши. Доминик немедленно сжался, чувство 'поймали, стыдно' всколыхнулось ярко, до холодного пота на лбу. Он напомнил себе: Тео не враг. Паника сменилась смущением.
— Ой… я не видел, что ты пришел.
— И хорошо. А то лишил бы меня такого удовольствия, — усмехнулся Теодор, привычно потрепал по щеке, — Тебе когда-нибудь говорили, что ты уникален?
— Я?!
— Конечно. Твой голос… видишь ли, когда-то, еще на Материнской Планете, высокие мужские голоса не были такой уж редкостью, но позже… Вся эта генетическая коррекция, стремление создавать солдат, а не людей искусства практически уничтожило таких, как ты.
Внезапно Теодор расхохотался.
— Тебя считали 'третьесортником', - сквозь смех проговорил он, — На самом деле ты стоишь сотни 'элитников'… и ты достоин большего, чем сидеть дома и готовить обед.
Доминик понял: Тео сулит перемены. Доминик не был уверен, что жаждет их, покой и постоянство — разве не к этому стремился всю жизнь?
И все-таки…
Доминик перехватил Тео за запястье:
— Ты знаешь, что я доверяю тебе. Теперь ты знаешь все, — 'почти', мысленно добавил он, прогнав жуткий образ Королевы, — Если желаешь — пользуйся и моим голосом.
— Не я, — уточнил Теодор. — Ты воспользуешься.
Завершая разговор, он поцеловал Доминика в губы.
А перемены явились вместе со следующим утром; Тео бесцеремонно растолкал Доминика часов в восемь, тот слегка похныкал, но подчинился.
Мувер двигался выше и выше, скоро показалась разноцветная чешуя богатых домов.
— Куда мы едем? — спросил Доминик. Теодор только ухмыльнулся, словно обещая сюрприз В блестящей шкатулке.
Доминик второй раз в жизни разглядывал мегаполис, и теперь сравнил его с абстракцией. Картиной из мириадов цветных пятен, наклеенными на холст осколками стекла и комьями грязи внизу. Алмазы и сточные канавы. Одна колония.
Интересно, каково в других?
Выше и выше. Слишком быстро — у Доминика заложило уши, и картинка сбилась в разноцветное крошево.
— Куда мы едем? — повторил он вопрос, а ответом получил внезапный полумрак; на долю секунды почудилось — вернулись к госпоже, но Доминик сдержал вскрик.
Конечно, нет. Совсем иное место. Вроде дна колодца. Солнечные лучи рассеиваются по пути сюда.
Доминик несколько неуклюже вылез из мувера. Оглядывался. Дворец госпожи был из камня и железа, здесь — только камень. Мерзлый черный мрамор или обсидиан.
— Где мы? — жалобно спросил он. Теодор успокаивающе приобнял:
— Все в порядке.
Из полутьмы они проследовали в полную темноту.
Пахло сыростью, холод забирался под тонкую одежду. Доминик ежился, оборачивался по сторонам, как намагниченный цеплялся за Теодора. Блеклая суспензия-туман — единственный источник недосвета, ретушировала обрывы ступенек и блестящие черные кротовьи лазы. Доминику слышался скрежет механизмов…или ржавых цепей.
Но настоящего страха он не испытывал.
'Тео не причинит мне зла'.
Мысль была защитой, доспехами и успокоительным. Холод и туман пугали не сильнее плохой погоды.
Теодор молчал. И без того немногословный, он будто лишился дара речи — на все десять или пятнадцать минут, пока они шли, и Доминик не решался обратиться к нему.
Путь завершился в небольшом помещении, которое Теодор открыл нажатием пальца на выемку в мраморной глыбе. Спрятанный датчик среагировал и распахнул двери.
— Ну вот, пришли, — Теодор слегка волновался, но и все. Откуда-то достал черный шелковый балахон. Два балахона, уточнил Доминик, когда Теодор облачился в первый, а другой протянул ему.
— Зачем?
— Так полагается. Всего лишь формальность, — и снова губы близко-близко от щеки Доминика, словно собрался целовать его прямо здесь. Вместо этого протянул лист бумаги, Доминик вытаращился на раритет и не сразу взял его:
— Что это?
— Текст песни. А сейчас послушаешь мелодию. Чтобы быть готовым.
— Но… — Доминик моментально перепугался. Петь для кого-то? Возможно — для госпожи Теодора (бывают же у хозяек странные фетиши!)
Не готов. Точно не готов.
— Тео, пожалуйста.
— Все будет хорошо, — традиционная улыбка сродни новокаину.
— Я попробую, — пробормотал Доминик, меньше всего уверенный, что сумеет выдержать 'экзамен'.
Но мелодия, которую включил Теодор, убеждала в обратном. Негромко-торжественная, с нотками печали и какой-то сдерживаемой силы, подобной заточенному в свинцовой скорлупе урану — и внешне сложная, она подходила Доминику, будто сшитая по его меркам одежда.
Его мелодия. Да, он знал ее. Лучше, чем собственное имя.
Он стал подпевать.
Доминик сравнил мелодию с искусно выделанным имплантатом, какие вживляют для улучшения реакции, быстроты и прочих военных целей. Мелодия-имплантат. Забавно.
— Я должен буду повторить? — теперь идея не казалась такой уж бредовой. Почему бы и нет? Кто-то создал одежду/имплантат/фрагмент его собственного сознания, его 'я'. Повторить эту мелодию — что может быть проще?
