Эйв Дэвидсон - Сын Неба. Странствия Марко Поло
10
И: Питание.
Гром рокочет у подножий.
Голодному тигру нет брода через великую реку.
В бесконечно тянущемся безводии — вода. Наконец-то.
Что, в общем, неудивительно, подумал Марко. Просто набрели они наконец на обширный водоем, служивший, скорее всего, в качестве отстойника для древнего водостока всей этой области. Если тут хоть раз в жизни шел дождь, то та вода, которая испариться не успевала (большая часть конечно же испарялась), скапливалась именно здесь. Хотя много жизней требовалось, прежде чем одна-единственная капля дождя просочится от широкой глади водоема до его дна — бесконечно долго фильтруясь сквозь почти непроницаемые толщи скал.
Мутная жара днем, ледяные туманы ночью. Грязь, сырость и слякоть… И все-таки — вода. Мужчины привстали на стременах. Нет, не от радости слишком они для этого измучились. Мужчины возвысили голоса. Едва-едва. Там, впереди, виднелась зелень. Там пруды и ручьи. Там…
— Эхма! Боюсь, только мираж! — Никколо, перебирая свои четки.
— С чего ты взял? — Маффео, дергая себя за бороду.
— С чего? А вот — кони. Верблюды, пони и прочая живность. Почему они не поднимают головы и не скачут туда галопом — утолить жажду?
И правда. Ведь теперь наверняка — да и давно уже — все животные почуяли бесконечно желанную воду. Сам Марко с трудом удержался от того, чтобы хлестнуть кнутом и пришпорить коня — рвануть туда, вниз по склону к отмели — к водной кромке. Затем спрыгнуть вниз, сдирая пыльную, пропитанную потом одежду, — и нырнуть в водоем…
Но все же он этого не сделал. И никто этого не сделал. Все только то и дело вскидывали головы и ежились от тупого гудения целых туч насекомых. А животные, как и раньше, трусили, не обращая внимания на водную гладь. Пока звуки плещущих по воде копыт не доказали, что все это по крайней мере не мираж. И, благодарение Господу, не болото.
— Похоже на Маремму или Понтине, — после долгого вздоха заметил Никколо, имея в виду знаменитые болотистые местности Италии.
— Да. Точно, — отвечая вздохом на вздох, отозвался его брат. — Боюсь, тут окажутся одни болота. Хотя… погодите-ка… почему одни болота… Он не договорил.
Теперь до их ушей донеслось кваканье — словно сотни тысяч лягушек составляли единый хор.
И — никаких зеленых полей. Зеленые поля оказались лишь иллюзией, созданной пенной поверхностью застойного болота. Никаких прудов и ручьев только бесчисленные разверстые дыры, проделанные ленивым ветерком или потоком, что разрывал липкую корку ила. Почти всем путникам тут же подумалось, что пусть бы этот мираж так и остался миражом. Почти всем…
Кроме одного из стражников, моложе остальных, которого Марко вполне мог бы принять за монгола, татарина и даже катайца, не выясни он ранее, что парень этот — из маньчжурской народности «кьоу». Всю дорогу юный всадник горбился на своем коне, позволяя тому везти себя куда придется. Глаза парень не просто полузакрыл от пыли, а еще и опустил их долу — отвел от монотонной череды равнин, — ехал, не замечая ничего, кроме желтоватой пыли, что оседала на украшенной яркой лентой гриве его коня…
Молодому маньчжуру, привыкшему к холмистым зеленым лугам родного края, надо думать, виделись о нем сны. Или он терялся в еще одном сне, где все тянулись пыль и песок, гравий и камни — тянулись и тянулись до бесконечности…
И вдруг что-то заставило поникшую голову вскинуться. Какой-то миг парень просто смотрел поверх гривы своего мохнатого пони. А потом с безумными воплями «Вода! Вода! Вода!» бросил пони в галоп.
Все смотрели, как конь со всадником несутся по склону ко дну естественного водоема, где грязь мешалась с промозглым туманом. Одной рукой парень держал поводья, а другой, с зажатой в ней шапкой, бешено колотил по напрягшемуся боку животного. Наконец они ворвались на мелководье — и всадник даже не спрыгнул, а просто соскользнул вниз, прорывая подсохшую корку и погружаясь ногами в грязную жижу. Все смотрели, как он, не обращая внимания на промокшие ноги, нагибается, складывает чашечкой ладони и подносит мутную воду к запекшимся, пересохшим губам.
Когда к маньчжуру подъехали товарищи, с его безбородого подбородка все еще капала вода…
И вдруг парень поднял широко распахнутые глаза.
— Ну как? — поинтересовался у него странствующий рыцарь, чаще всего именуемый Хэ Янем.
Юный маньчжур обвел всех взглядом, в котором нечто большее, нежели обычная боль, смешивалось с чем-то большим, нежели просто разочарование. Затем тоном малого ребенка, которому вместо привычного подслащенного вина вдруг дали прокисшее, парень вымолвил:
— Нельзя… нельзя пить.
Вдруг покрасневшие глаза маньчжура глядели на всех обиженно.
— Да? Нельзя? А почему? Она что, затхлая?
Парень все еще сидел на корточках.
— Затхлая? — неожиданно завопил он. — Нет! Нет! Хуже! Куда хуже затхлой! Горькая! Поганая! Зараженная! Тут какая-то соль… — Блуждающий взгляд юного маньчжура наконец обнаружил то, что остальные давно заметили, — и он понял. — Проклятие! Смотрите! Даже кони ее не пьют!
— Это потому, что им хватает соображения, — откровенно высказался дядя Маффео.
Легкой иноходью отряд двинулся дальше, обходя злополучное болото по краю. Молодой стражник вскоре с трудом влез на своего коня и удрученно последовал за всеми.
А лягушки тем временем продолжали свой победно-издевательский хор.
Итак, победно-издевательский лягушачий хор продолжался. Горькая желтоватая грязь из отравленной почвы перемешивалась с жарким туманом болотного отстойника. Рыцарь Хоу Инь вдруг испустил странный звук — не то вздохнул, не то фыркнул. А потом медленно указал куда-то своей алебардой.
— Ну вот, — глухо и безразлично заметил Никколо. — Опять миражи. — И умолк. Снова.
Но не успел голос отца умолкнуть, как Марко заметил, что облака пыли и мглы быстро темнеют и пухнут. Затем в самом их средоточии, далеко-далеко, показалась пара приземистых серо-зеленых тварей.
— Лягушки! — изумился Марко.
Тем же бесстрастным тоном Никколо произнес:
— Нет, сынок, это не лягушки.
И отец оказался прав — это были вовсе не лягушки. Даже какие-нибудь искаженные, порожденные миражом. Путники увидели фигуры людей с лягушачьими головами, затянутые в серо-зеленые с оттенком бурого одежды. Казалось, твари спускаются по облаку прямо с небес.
— Но это, отец, и не миражи, — заметил Марко.
Странные твари то приближались, то удалялись. Трясли конечностями. Лягушачьи физиономии гримасничали.
— Марон! Что это? Что это еще такое? — Дядя Маффео был скорее заинтригован, чем испуган.
