Анатолий Герасименко - Тотем Человека
Потом был удар.
Глава 5
Жизнь наша — тайна
Этого я не ожидал. В тот самый момент, когда я протянул к Черному руки, когда уже ощутил тепло его лица, вдохнул вонь его пота и увидел, как расширяются его зрачки — вот тогда-то проклятая крыса сбила меня с ног.
'Чертовски не повезло, а?' — сочувственно сказал голос в голове. Худой, жилистый бандит сидел на мне верхом. Одна грязная лапа карябала по горлу, другая суматошно пыталась поймать руки. Я извивался, как ящерица, пойманная за хвост, молотил наугад по воздуху, но мой противник был очень силен. Он дышал тухлятиной, он притискивал меня к асфальту коленями, он таскал меня за волосы. Наконец, решив, вероятно, что так со мной будет легче совладать, он навалился на меня всем телом. Я почувствовал спиной его костлявые ребра, вялый живот и ниже — ноги, как ожившие швабры. Я тут же сообразил, что вот так же он наваливается на женщин. Так же он мог навалиться на Дину. Возможно, что и навалился. Только что. После этой мысли что-то изменилось, я перестал быть человеком и стал Тотемом — сильным, злым, свободным. Извернувшись, как кошка, я выкатился из-под противника и стал пинать его, целя в морду. Бандит не успел подняться и стоял на коленях. По-видимому, я ни разу не попал, потому что он очень ловко закрывался руками. В конце концов он преодолел бы мою атаку, насколько яростную, настолько же неумелую, но вдруг у него под плащом заиграл телефон. Это его отвлекло, он поднял руку слишком медленно, и мой ботинок попал ему в глаз.
Он тут же закричал, свернулся клубком и накрыл лицо ладонями. Я добавил еще несколько ударов — по костистой спине, по ногам — но чертова жалость помешала мне, и я не стал его добивать. Дыша, как паровоз, я стоял над ним, а он, постанывая, вытянул неугомонный телефон, прижал его к уху и некоторое время слушал. Потом он, шатаясь, встал и сказал мне:
— Пойдем. Шеф зовет.
Он по-прежнему закрывал рукой глаз. Из-под пальцев текла кровь. Второй глаз глядел на меня безо всякой злости, а, скорее, с обидой. Мне стало жаль незадачливого крысюка. Тут же я (или Тотем во мне?) устыдился своей жалости, а еще через мгновение пришел стыд за то, что мне стало стыдно: это ведь был подонок, бандит, похититель. Похититель часто дышал, дергал щекой, осторожно промакивал пальцами разбитую губу. Глупость он сделал, вот что. Надо было не меня хватать, а Черного из машины выкидывать. Но, видно, не разобрался впопыхах… Мы побрели к дому. Мой соперник прихрамывал, а я старался держаться ровно, хотя устал, как дьявол, и еще зверски болела спина. Видно, этот крысеныш что-то там повредил.
Я вошел в дом, во второй раз за последние двадцать минут. Вестибюль, который на первый взгляд представился мне огромным, как театральное фойе, оказался маленьким и даже уютным: кожаная мебель, мягкий свет, звонкий фонтанчик в центре. В вестибюле было нехорошо. Прямо у входа стоял Боб и поигрывал пистолетом, направляя его то на бородатого представительного мужчину в очках, то на вторую крысу, бритоголового, приземистого мужика с довольно страховидным шрамом. Чуть поодаль, в кресле сидел привратник, который открыл нам дверь. Лицо у Боба было отрешенное, словно у пианиста. Пистолет сосредоточенно глядел в пространство единственным глазом. Очкастый бородач говорил:
— …Самое худшее, что принесла нам так называемая цивилизация — это идиотские нормы поведения. В былые времена вы бы просто так не ворвались ко мне в дом, юноша. Я — уважаемый человек. Раньше уважаемые люди жили в замках. За крепкими стенами и дубовыми дверями. И таких, как вы, встречали ушатом помоев.
Боб неопределенно повел головой.
— Спрячьте-ка лучше пистолет, — продолжал бородач, — пока беды не вышло. Вы вломились ко мне в дом. Испортили мебель. Покалечили моих сотрудников. А теперь…
— Ваши сотрудники, — сказал Боб утробно, — ну да. Один такой сотрудник сейчас в СИЗО у меня сидит. Показания дает.
— Чушь, — твердо сказал человек в очках. Боб скривил рот, как будто сосал больной зуб:
— Не надо, Стокрылый. Вы их все равно упустили… Не догнал ведь ты их, да? — обратился он ко мне.
Я покачал головой.
— Никто никого не упускал, — с разделением проговорил тот, кого Боб назвал Стокрылым. — Двое хулиганов с целью мародерства проникли ко мне в дом, нанесли урон имуществу и скрылись в неизвестном направлении…
— А еще, — сказал я, — они угнали твою тачку.
Все уставились на меня. Внезапно навалилась такая усталость, такое измождение, что я понял: еще немного — и упаду, прямо под ноги этим бандитам. Рядом с креслом, в котором сидел привратник, стоял очень удобный на вид кожаный диван. Из последних сил я доковылял до этого дивана и рухнул в него всей своей грязной, уставшей, измочаленной тушей. Какого черта. Я уделал тощего крысиного засранца, рядом со мной находился вооруженный милиционер, и, к тому же, мне было нечего терять. Черный увез Дину, теперь, наверное, насовсем. Могу я, по крайней мере, сесть и немного отдохнуть?
— Хозяин, — позвал я Стокрылого, — выпить чего-нибудь не найдется?
Тот великолепно владел собой.
— Извольте, — сказал он бесстрастно, — на кухне вам могут налить молока. Полную миску.
Тут меня прорвало.
— Слышишь, ты, — сказал я дрожащим голосом, — если ты хоть что-нибудь, хоть что-нибудь…
Стокрылый поднял руку. Я почему-то замолчал, хотя говорить собирался еще долго.
— Юноша, — сказал Стокрылый Бобу, — опустите, пожалуйста, ваше гнусное оружие.
Боб нехотя повиновался.
— Молодые люди, — продолжал Стокрылый серьезно, — надеюсь, вы понимаете, что все ваши предположения совершено беспочвенны. Вдумайтесь только: меня оболгал какой-то бандит. Арестант, зэ-ка, быдло. Безо всяких на то оснований. Видимо, назвал первое имя, которое взбрело на ум. Я ведь довольно известный в городе человек. Вы, господа, ошибочно — ошибочно! — связали бред этого несчастного с волнующими вас событиями и вломились ко мне в жилище. Абсолютно на то не имея права, подчеркиваю. Один из вас стал угрожать пистолетом мне и моим подчиненным, а другой, как мародер какой-то, начал рыскать по дому…
— Всем привет! — сказал от дверей веселый женский голос.
Боб ухмыльнулся и спрятал пистолет.
— Ну, наконец-то! — сказал он. — Долго ты.
— Пробки, — сказала Саша. Цокая каблучками, она прошла в середину вестибюля. Улыбнулась всем по очереди, извлекла, словно из воздуха, удостоверение и взмахнула им, как фея волшебной палочкой.
— Так, короче, — сказала она. — Вы тут громко говорили, я немножко послушала. Предлагаю всем помириться и разойтись.
