Виктор Келлехер - Брат из царства ночи
Пока сильные руки прижимали его к холодному полу, Реймон не мог и шевельнуться, но как только из-за этой суматохи хватка ослабла, он стремительно откатился в сторону. И как раз вовремя – топор упал, расколов каменный выступ.
Реймон тут же поднялся на ноги. Голова кружилась, в залитых потом глазах стоял туман. Он смог разглядеть лишь массивную фигуру, похожую на Лала. Он потряс головой, поморгал и в изумлении уставился на своего спасителя. Тот был такой же огромный, но выглядел намного страшнее: голова, руки, широкая грудь были покрыты запекшейся кровью, грубые волосы смерзлись и стояли дыбом, множество багровых ран зияло на щеках и шее. Чудовище вновь заревело, схватило отбивающегося Борана и подняло его над головой.
Реймон немного оправился от испуга. Взяв остатки разбитого топора, он хотел обрушить их прямо на беззащитную спину Борана. Но гигантская рука перехватила удар.
– Нет, – мягко прошелестел голос. Внезапно Реймон понял, что перед ним действительно стоит Лал, глаза Лала глядят с окровавленного лица. Великан мягко, но решительно отобрал у него топор.
– Как… – выдохнул он с изумлением.
– Идем… – перебил его Лал. – Реймон… идем… Волоча Борана за шиворот огромной рукой, Лал проскользнул в дверь. Реймон шел за ним. Сильный порыв ветра со снегом ударил им в лицо, и в следующее мгновение вслед им полетело несколько копий.
С одного из наблюдательных постов раздался невнятный голос:
– Отпустите Борана или умрете оба.
– Убивайте, убивайте! – закричал Боран и попытался вырваться, беспомощно колотя по огромной руке Лала.
Не дожидаясь реакции стражников, Лал избрал единственный способ спасения. Подобрав одно из копий на длинном древке, он швырнул его в ворота, где оно со звоном застряло.
– Открывай! – взревел он. Затем, чтобы показать, что случится, если требование не будет выполнено, он взял Борана одной рукой за шею и поднял его повыше, сжав пальцы, приглушая протестующий вопль пленника.
Намек был понят правильно, и уже через несколько мгновений маленькие фигурки спускали лестницу к воротам, а остальные разбегались в разные стороны от освещенных пещер.
– Нет! – закричал Боран, стоило Лалу ослабить хватку на его горле. – Не открывайте ворота! Убейте их, это приказ!
Работа наверху замедлилась, но Лал поднял другое копье и метнул его к воротам с такой силой, что древесина застонала от удара. За ним последовало третье копье, наконечник которого попал в один из металлических гвоздей обшивки, и посыпался дождь из бело-синих искр.
После этого уже никто не колебался: люди поспешно высвободили засов и опустили ворота, несмотря на протестующие вопли своего предводителя.
Лал, ничуть этим не смущаясь, вытащил что-то из-за пояса и вложил в руку Реймона. Это было копье, которое Реймон принес с болота. Также за пояс Лала была заткнута узловатая булава, но он не тронул ее, предпочитая защищаться Бораном. Когда ворота медленно отворились, он, тяжело ступая, прошел вперед, крепко держа Борана за горло. Он не обернулся на стражников, которые стояли на стене, глядя ему вслед.
Реймон же оглянулся, и увидел холодный блеск оружия, направленного на них. Но рядом с ним находилось нечто, в равной степени жуткое. Лицо Лала на мгновение осветилось неверным светом факела. Оно было покрыто коркой запекшейся крови, одна бугорчатая щека была продрана почти до кости, распухшие губы были так покрыты рубцами и порезами, что рот превратился в багровую рану. Реймон не мог помочь тащить Борана, он и так отставал на пару шагов, когда они выбирались из ворот.
Отойдя подальше, Лал остановился, оторвал две тонкие полоски материи от своей туники, связал Борану руки и заткнул ему рот. Проделав это, он взвалил сопротивляющееся тело на свое плечо и с трудом пошел вперед.
Снегопад усилился, ветер нес мокрые хлопья с бешеной яростью. Кроме того, было очень холодно, так холодно, что каждый вдох, казалось, обжигал легкие. Через несколько минут губы Реймона задрожали и посинели, окоченевшие руки примерзли к копью, которое он прижимал к груди. Прямо над ними, гонимые ветром, бесконечно неслись низкие облака. Тьма окружала их со всех сторон, и лишь покатый склон служил им ориентиром.
Задолго до полуночи Реймон уже начал спотыкаться от усталости. Он с трудом брел через сугробы или на ощупь перелезал через скалы, разбросанные тут и там по долине.
Его волосы покрылись льдом и снегом, и наконец он стал молить об отдыхе. Но Лал понимал, что только ходьба может спасти их, и шел все быстрее и быстрее. Реймон отчаянно вцепился в подол туники Лала. Ему казалось, что этот путь никогда не закончится.
В отчаянии он попросил Лала понести его, но великан проигнорировал его просьбу. Ярость и обида захлестнули Реймона.
– Ты хочешь, чтобы я сдох? – закричал он охрипшим голосом, – Ты мне завидуешь, вот что! Потому что ты такой… Такой!..
Он силился придумать какие-нибудь обидные слова, чтобы побольнее уязвить Лала. Но вместо этого ему представился путь через болото, который день за днем самозабвенно проделывала Пилар ради своего второго ребенка.
– Я ненавижу тебя! – завопил он в отчаянии. – Ох как я тебя ненавижу!
К середине ночи даже злость оставила его. Изнуренный ледяным холодом и борьбой с ветром, он должен был собрать всю волю и силы, чтобы хотя бы остаться в живых. Почти без сознания, он падал и не замечал, как Лал возвращался, помогал ему подняться и заставлял идти вперед. Он уже не помнил, как глухой ночью великан нашел убежище под упавшим куском скалы. Лал прижал тело Реймона к собственному и растирал его отмороженные конечности, пока тот не начал дышать ровно и глубоко.
Только утром Реймон очнулся. Было довольно тепло, хотя и ветрено. Он открыл глаза и увидел изуродованное лицо Лала, покрытое коркой запекшейся крови.
Он не смог преодолеть отвращения и, вывернувшись из заботливых рук Лала, вскарабкался на край скалистой пещеры.
Лал вздохнул.
– Лал… некрасивый… – прошелестел он.
– Нет, – Реймон запнулся, внезапно устыдившись. – Нам надо идти дальше. Туда, где теплее.
Лал грустно покачал головой.
– Тепло… хорошо… – согласился он. – Еда… хорошо… тоже.
И он вытащил из-за пазухи знакомый мешок. Не тот, в котором хранились останки Пилар, тот он всегда ревниво держал при себе, а кожаный рюкзак Реймона.
Увидев свой рюкзак, Реймон понял, что безумно голоден. Он выхватил его из рук Лала и набил рот зерном. Он жадно глотал, потом доставал еще и еще, пока Лал не остановил его.
– Еда… для человека… – проговорил он, кивнув в сторону.
До сих пор Реймон и не замечал связанного Борана. Изо рта у него все еще торчал кляп, и он пристально наблюдал за ними из своего угла. На него не подействовал ночной мороз, его темные глаза глядели враждебно, он был особенно бледен и напряжен.
