akchisko_san1 - Рики Макарони и Гриффиндорская мафия
История магии после этого показалась Рики вполне сносной по двум причинам: во–первых, она и предполагала только теорию; во–вторых, преподавателем был призрак, и по сравнению с прошлым опытом Рики, это была настоящая экзотика. Кроме того, личные особенности и манеру преподавания профессора Биннза можно было при желании воспринять с чувством юмора. Он вел себя так, будто вокруг никого не было, и вообще света белого не видел за своей историей.
Профессор МакГонагол – та ведьма, что проводила распределение – преподавала трансфигурацию. Подобно Снейпу, она совершенно не выносила, чтоб ей перечили, причем данное ее свойство совершенно исключало проверку опытным путем. Она распоряжалась, не принимая никаких возражений, впрочем, ее требования были справедливы. Но Рики, выходя с ее уроков, удивлялся, неужели нельзя быть чуть помягче. При всем этом, трансфигурация ему давалась легко, хотя он и не мог себе объяснить, зачем человеку это нужно.
Астрономия была тем предметом, который мобилизовал умение Рики рисовать и позволял на некоторое время забывать, что он находится в мире колдунов и ведьм. Он чертил очень четкие и точные карты, за что профессор Зловестра неоднократно начисляла ему баллы.
Возможно, благодаря этому Рики ни разу не напомнили о его происхождении. Одноклассники, даже те, кто вначале гордо распространялся о своей родословной, были с ним исключительно дружелюбны. Он очень сдружился с Лео, который, будучи стопроцентным колдуном, все больше заинтересовывался тем, что происходит за пределами колдовского мира. Сравнивая жизнь магов и обычных людей, Рики открыл для себя много нового, чего раньше ему и в голову не приходило. Несмотря на отсутствие в школе телефона и компьютера, он не потерял связь с прежней жизнью, теперь как никогда понимая, что все это осталось с ним.
Глава 7. Ночной разговор.
Дни, наполненные колдовскими странностями, летели незаметно, и Рики довольно быстро втянулся в школьные будни. В перерывах между занятиями он много рисовал, что позволяло ему не скучать вдали от дома.
Теперь в его жизни стали обычным делом такие события, которые он совершенно не мог представить дома: например, ежедневные встречи с привидениями. Кровавый Барон, чей вид произвел на первоклассников сильное впечатление в день распределения, каждый вечер хоть на несколько минут аккуратно появлялся в общей гостиной, бродил между учениками, которые сразу же с удвоенным жаром погружались в домашние задания, иногда спрашивал старост, не беспокоит ли Пивз представителей его родного колледжа, после чего уходил прямо сквозь стену. Надо сказать, полтергейст действительно старался обходить слизеринцев, но иногда все же не мог удержаться, чтобы и им не сделать какой‑нибудь пакости, особенно – если они оказывались в толпе других учеников. Однажды Рики и Лео, возвращаясь из библиотеки, подверглись навозной бомбардировке. После чего Рики вознамерился лично расквитаться с полтергейстом и в одно прекрасное субботнее утро вышел из замка и отправился на поиски подходящей ветки для рогатки. Но дойти до леса он не успел.
— Эй, ты куда это? – окликнул его тот самый гигантский преподаватель, который руководил их переправой на лодках. Огромная собака, находящаяся при нем, совершенно очаровала Рики. Но взгляд ее хозяина из‑под косматых бровей заставлял думать, будто происходит что‑то ужасное.
— Добрый день. Красивая у вас собака. Я хочу пойти погулять, — с невинным выражением лица сообщил Рики.
Великан остолбенел.
— Ты что? Это ж Запретный лес! А ну разворачивайся! И больше не смей туда соваться!
Рики не понял, чего он так разнервничался, пока Лео не объяснил ему, что правила это запрещают.
— Подумаешь, как будто такие запреты кому‑то интересны! Не верю я, что никто туда не ходил! – заявил Рики.
— Почему же, ходили, — сказал Лео и ядовито добавил: — Гриффиндорцы.
Последнее слово оказало решающее действие, поскольку некоторое время назад стало восприниматься Рики наравне с ругательными.
Его общение ограничивалось в основном рамками «Слизерина». Поучившись некоторое время, Рики полностью разделял точку зрения представителей своего колледжа на гриффиндорцев и уже удивлялся, как мог раньше относиться с симпатией к этим воображалам. По словам старшеклассников получалось, что «Гриффиндор» был, несмотря на наличие еще двух колледжей, единственным соперником «Слизерина». К «Равенкло» относились довольно равнодушно, с чем Рики, в принципе, был согласен. А вот «Хуффульпуфф» считался чуть ли не приютом для умственно отсталых, и по мнению Рики, это характеризовало школу магов не лучшим образом. В отличие от обычных людей, круг магов был достаточно ограничен, и Рики постоянно сталкивался с тем, что все, в общем‑то, знают друг о друге такое, чего ему и даром не надо было знать – вроде происхождения и места работы прадедушки.
Как предположил Рики вначале, «Хогвартс» действительно оказался таким заведением, где новости разлетались моментально. Так, все колледжи, включая «Слизерин», знали, что брат и сестра Эди Боунса, глубоко разочарованные его распределением в, мягко говоря, не их драгоценный «Гриффиндор», «усыновили» вместо него Уизли, с Джорданом за компанию. Как следствие, их родной брат гриффиндорских дублеров терпеть не мог, и ему отвечали тем же. Эди взялся ловить людей на нарушениях правил и шипеть на них, причем остановить его было невозможно.
— За каким чертом ему это? – с отвращением произнес однажды Лео, когда Эди перед уроком зелий приказал Доре убрать, согласно требованиям безопасности, палочку. Имея печальный опыт наблюдения за Дорой, Рики был уверен, что такая предосторожность все равно не поможет, если ей взбредет‑таки в голову очередная интересная идея. – Я бы еще понял, если б он ябедничал, и с нас снимали баллы.
То, что это вряд ли, Эди наверняка понимал не хуже слизеринцев. Профессор Снейп здорово поддерживал свой колледж, глядя сквозь пальцы на промахи слизеринцев и подчеркивая малейшие ошибки других, и его действия Рики тоже не слишком нравились. Он обозначил это так, что кроме гриффиндорской мафии, в «Хогвартсе» действует также и слизеринская банда.
Дик, судя по слухам, учился совершенно ужасно. Верилось в это с трудом, поскольку он почти не вылезал из библиотеки. Он теперь постоянно выглядел так, как в тот раз в поезде, когда признался Рики, что боится попасть в «Хуффульпуфф». При встречах он держался недружелюбно, и мало–помалу Рики перестал ему сочувствовать.
В учебе у самого Рики получалось лучше, чем у многих его сверстников. Однако чем дальше, тем больше Рики убеждался – он пользуется не своей палочкой. Во время применения палочки его как будто подменяли – он чувствовал такие приступы любви и милосердия, что становилось противно. А то, что их вызывает палочка, было определенно: едва Рики отпускал ее, блажь проходила.
