Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон
– Может и правда, – загадочно ответил он. – Раз говорят, знать неспроста.
– Ох, как интересно, – оживилась княжна. – Расскажите, что вы такого делаете, раз вы ведун?
– Ничего такого, – немного помолчав, сказал Сивояр. – Ну, разве что… Я умею говорить с лесом. Слышать его. Вот дуб, очень древний. Он тут главный, и всё видит на много вёрст вокруг. Он-то и даёт мне силу познавать все тайны леса. Много лет я учился у него. Теперь я слышу, о чём разговаривают травы, зверьё. Даже последняя животинка может обратиться ко мне за помощью.
Где-то над головой громко пели сверчки, с реки доносились крики дергачей и кряканье диких уток, хлопавших крыльями по воде. Высоко в небе ярко светила луна. Доброгост, между тем продолжал рассказывать о дальних странах.
– На восток от Вереспоня, простите, Вередора, тянутся непроходимые болота. Через них, напрямик, течет Горынь, и достигнув Шагры, поворачивает на север. На болотах живут болотники; о них мы ничего не знаем, кроме того, что они грязные и жестокие люди. В обычае у них многожёнство, едят они всякую нечисть…
– Ты удивишься, деревянная голова, – прервал его Девятко, – но многие народы Залесья говорят про нас, венегов, то же самое…
– Хм, ну, уж не знаю, что вам и ответить, милейший, – задумался писарь. – Наверное, вы как всегда, правы. Но, позвольте, я продолжу. Шагра, великий лес, тянется от болот до Вечных гор, а за ними – восточный океан. Тамошний народ, марны, зовут океан Холодным. В предгорьях живут равногорцы; прозывают они Шагру Деодаром. Они во вражде с северянами. Хотя воиградцы – более точное название. Северяне они для нас. Дубичи тоже не жалуют Воиград. Но в открытую против них не идут.
– Да они вообще против них никак не идут, – возразил всеведущий Девятко. – Дубичи мирный народ, живут себе в своём лесу, никого не трогают. Но Воиград недолюбливают, тут ты прав, деревянная голова.
– А кто ж тогда совершает набеги на них, скажите-ка мне пожалуйста, милейший? – вспылил наконец всегда вежливый Доброгост. – Иль вы будете это отрицать?
– Я и не отрицаю, – спокойно ответил десятник, выпив крепкой рябиновой настойки, охнув и занюхав пучком зелени. – Набеги есть, что тут спорить. В Междуречье раньше империя была. А сейчас там разбойники – их несметное количество. Промышляют они работорговлей. Логово их в местечке, называемом хутор Абаряха; это на равнине, близ Волдыхи. И нет от них спасенья никому, не только Воиграду.
– Поразительные знания вы обнаруживаете, милейший, – сказал Доброгост. – Может, расскажете нам о, так сказать, дальних странах?
– Отчего ж не рассказать. Расскажу. За Горынью, значит, лежит Союз, сиречь – объединенье пяти царств. Рядом – Гвинтан, и у них имеется священный лес, Дамхон зовется. В нем, как болтают, обитают маги, колдуны, великаны, единороги и прочая сказочная живность. И нет туда доступа простому смертному – так мне говорил самый, что ни на есть, настоящий гвинтанец, по имени Эри. Представлялся, проходимец, друидом – колдуном по-ихнему. Чертов жулик. А на крайнем севере – королевство, окруженное неприступными горами по имени Шелом. Там есть бездна Даньгеон – необъятная и бездонная. Спустившись туда, можно попасть в царство Дува. Только туда, окромя покойников и приговоренных к смерти преступников, никто не спускался, так что доподлинно неизвестно – есть там что, или нет. Ну и, чуть ближе, в междуречье существуют не только бандиты и лиходеи, но и Треара, будь она неладна, только она сейчас настолько мала, что о ней и говорить-то стыдно.
– М-да, – произнес Сивояр. – Вот вам и империя. Карл, безумец, все разрушил.
– Не соглашусь, – возразил Доброгост, – не соглашусь! Распад ее начался задолго до него. Уж лет триста, как северские княжества обрели независимость. А южане – Двахирь, например, и того раньше. Так что крах империи был всего-навсего вопросом времени. И благодаренье богу, что Карл уничтожил наконец, это чудище.
– Империя-то умерла, но детище ее нет, – грустно произнес Девятко. – Я говорю о церкви триединой. И Пронта – нынешняя столица Треары – как раз есть центр триединства. Оттуда идет эта зараза, столько крови выпившая когда-то.
– Ну, это было давно, – сказал Доброгост. – Может зря вы это. Воиград-то, тоже в триединстве.
– Скажи-ка мне, ты, ученый человек, знаешь, откуда я родом? – спросил Девятко, воззрившись на писаря своими обманчиво улыбающимися, прищуренными глазами.
– Знаю. Из Дубича вроде как.
– Сколько лет прошло, – призадумавшись, сказал десятник, – уж никто не знает. Триста? Четыреста? Када Всеслав-то жил?
– Больше, больше бери, уважаемый, – подсказал Сивояр.
– Вот – больше, – медленно произнес Девятко. – Но память о жестокости этих… как их? Дай бог память… Молний Девы – вот как их кличут в сказаниях, то были особые воины тремахов, церковники, мать их. Их жестокость холодит нашу кровь до сих пор. До сих пор, приятель. Мне один летописец сказывал, что у князя в архивах хранятся сотни свитков, живописующих зверства извергов. Он утверждал, что спать не мог ночами – такая жуть. Вот вам и триединство. Вот вам и зря.
Черный Зуб, всё время молча улыбавшийся, начал дремать. Порядком захмелевший Злоба заигрывал с Буяной, не обращавшей на него никакого внимания. Искра увлеклась разговором с Сивояром. Доброгоста с увлечением слушали последние оставшиеся дружинники; все остальные уже улеглись. Девятко продолжал подмечать неточности за писарем и легонько подтрунивал его. Разговор у них зашёл о Безлюдье, земле на крайнем севере. Доброгост поведал о драконах, обитающих там: они дышали огнём, говорили на человечьем языке и похищали девиц. Девятко, разумеется, с ним не согласился: пламени во рту у них нет, разговаривать они не умеют, девиц похищают точно так же, как и всю другую живность, для того чтобы съесть. И вообще, они всего лишь такие же ящерицы, подобно степным, только большие и с крыльями – ничего особенного. Последнее замечание окончательно вывело из себя доброго писаря. Он в сердцах сплюнул, выпил, умолк, а потом и вовсе ушёл.
С его уходом все стихли, разговор как-то не заладился. В конце концов, уже глубокой ночью стол почти опустел. Чёрный Зуб уснул прямо за ним; Злоба, пошатываясь, отправился спать в конюшню. Искра и Буяна ушли в хозяйскую избу. А под дубом, в полной темноте, остались только Сивояр и Девятко. Они о чём-то увлеченно беседовали приглушёнными голосами…
Искре не спалось. Она лежала одна в небольшой комнате, смотрела в потолок и думала о предстоящей свадьбе.
"Каков он, интересно? Красив, или нет? Да ну, скорее всего, дурак какой-нибудь. От моего бати хорошего ждать не приходится…"
