Кэрол Берг - Стражи цитадели
— Доброе утро, сударыня, — поздоровался Дассин; пар его дыхания вырывался из-под бороды, словно колечки дыма. Его глаза сияли, несмотря на окружающие их усталые морщины. Прочерченные сединой темные волосы и борода ореолом обрамляли его нестареющее лицо. — Хоть однажды я найду вас где-нибудь в теплом месте? У меня от этой погоды кости становятся хрупкими. Одна сломанная конечность, и я стану вам вечной обузой!
— Здесь не так много уединенных мест.
Он вытянул шею, чтобы разглядеть древнюю груду камней, которая была моим домом.
— И верно. Я прямо-таки поражен тем, где вы остановились. Разве это не знамя вашего брата?
— Это долго объяснять.
— И вам, определенно, не интересно задерживаться на такой ерунде, в то время как мой спутник стоит в одиночестве на дальнем конце тропы. Я прав?
Я сдерживала себя с трудом.
— Как он? Помнит ли он…
— Терпение! Я говорил вам: это потребует времени. Вы помните, с каким условием я привел его к вам?
— Я должна в точности следовать вашим указаниям.
— Вы все еще согласны?
— Все, что угодно, лишь бы это помогло ему.
— Именно так. Посидите-ка со мной минутку. — Он тяжело опустился на каменную скамью.
Я присела рядом, не отрывая глаз от неподвижной фигуры в белом, стоявшей в отдалении.
— Вы здесь не пленница? — спросил Дассин.
— Нет, я здесь по собственной воле и совершенно свободна в своих поступках.
— Кажется странным, что в доме вашего брата оказывают гостеприимство той, по чьей вине над этими стенами развевается траурный флаг. Здесь безопасно?
— Довольно-таки. Я никогда не подвергла бы вас опасности. Лишь одна старая женщина здесь беспокоит меня, но с этим я справлюсь сама. Я здесь лишь потому, что мне представилась возможность отплатить брату за все.
— Вот оно как. Ну а… мы делаем успехи. За прошедшие четыре месяца мне удалось вернуть принцу воспоминания о детстве — точнее, о детствах. Он помнит жизнь Д'Нателя до двенадцатого дня рождения, когда его впервые послали на Мост. Не думаю, что можно вести его дальше, поскольку, как я уже говорил вам, трагедия на Мосту оставила в Д'Нателе ничтожно малую частицу души. И еще. Кейрону нет нужды знать больше о том, чем стал Д'Натель в последующие десять лет. Достаточно того, что он знает о семье Д'Нателя — своей семье — и Авонаре. И, что еще важнее, он знает о лордах и зидах, о Мосте и долге Наследника Д'Арната. Я думаю, он при необходимости справится с испытанием.
— Испытанием?
Гондея — мир, лежавший за Мостом, — оставалась для меня загадкой. Я имела только отрывочное представление об Уничтожении — магическом бедствии, уничтожившем девять десятых их мира и развязавшем на века войну между дар'нети и лордами Зев'На.
— Тело Д'Нателя явно состарилось больше, чем на те несколько месяцев, которые минули с тех пор, как он пришел к тебе прошлым летом. Если Наставники усомнятся в личности Д'Нателя, они испытают его, дабы установить, действительно ли он сын Д'Марта, полноправный Наследник Д'Арната. Они исследуют его физическое состояние, они рассмотрят узор его мыслей и сравнят с мыслями его предков. Испытание подвергнет сомнению знания, убеждения, плоть и дух.
— Раз так, он должен верить, что он сын Д'Марта.
— Именно так. Просто принять мысль, что он когда-то был принцем Авонара, недостаточно. Он должен стать Д'Нателем, точно так же, как Кейроном, отныне и навсегда.
— А как же другая его жизнь?
Его настоящая жизнь, какой она мне представлялась: детство в Валлеоре, обучение в университете, годы в бегах, ученые звания, наша встреча, наша свадьба. И ужас, положивший всему этому конец: арест, пытки, костер, смерть… пока человек, сидящий рядом со мной, не поймал его душу, прежде чем та шагнула за Черту в небытие, и удерживал ее в плену десять ужасных лет, убежденный в том, что Кейрон остался последней надеждой для народа дар'нети и их мира.
— Осталось еще несколько лет — несколько лучших и все худшие, которые ему предстоит вспомнить. Он помнит свою юность — юность Кейрона, двадцать с лишним лет — все время, проведенное в бегах, до возвращения в университет. Но он не помнит ни мгновения из последующих двадцати лет и не знает, почему у него было две жизни, когда у всех остальных — только одна.
— Так, значит, он еще не знает, что был мертв?
— Нет.
— И не помнит ни меня, ни нашего сына?
— Он еще не «встретил» вас в своем прошлом. И не столкнулся с решением, ставшим причиной его казни, решением, которое обрекло вашего сына и друзей на гибель, а вас — на унижения и изгнание. Моя цель — восстановить человека, который принял это решение, а не превратить его в кого-то другого, в того, чей выбор пришелся бы вам больше по вкусу. Сможете ли вы отрешиться от воспоминаний о прошлом, когда станете говорить с ним?
Пронизывающий взгляд Дассина был так же безжалостен и суров, как и его слова. Когда Кейрона арестовали, мой муж отказался использовать свою силу, чтобы спастись самому и спасти всех нас. Он верил в то, что использование магии во вред другим — даже его тюремщикам — стало бы чудовищным преступлением, кощунством по отношению к дару целительства, которым он обладал. Злость и горечь из-за его выбора отравили мне десять лет жизни.
— Мое отношение к его выбору осталось прежним, Дассин, но я не хотела бы и изменить сердце, принявшее его. Я буду ждать, пока он снова не станет собой, и тогда мы разрешим наш спор.
Хотя глаза чародея и задержались на моем лице, он удовлетворенно кивнул.
— Поймите также, что он не помнит ничего из событий прошлого лета или вашего совместного путешествия. Эти воспоминания надо будет вернуть в свою очередь. Сейчас он, мягко говоря, чувствует себя запутавшимся, душевное его равновесие весьма хрупко, и вы не должны его нарушить. Не следовало бы сейчас его приводить. Не следовало.
Было ясно, что этот спор с самим собой шел уже не впервые.
— Тогда зачем же вы?..
Чародей вздохнул и оперся подбородком о белый посох.
— Я знаю, вы считаете меня жестоким из-за того, что я так долго держал душу Кейрона в заточении. Вы считаете меня негодяем, потому что я подстроил смертельное ранение Д'Нателя. Возможно, так оно и есть. То, что я проделываю с ним сейчас, — не менее болезненно и изнурительно. Каждое воспоминание, что я возвращаю ему, должно быть пережито заново. Каждое ощущение, каждое чувство, каждый запах и звук… воспоминания о днях и месяцах сжимаются до нескольких часов, пока он не утрачивает возможность воспринимать. Я давлю на него, давлю сильно, несмотря даже на то, что мы выиграли эту небольшую передышку благодаря его действиям у Ворот. Я не знаю, как долго она продлится.
