Андрей Погудин - Безумие стали
Сарматы поступили так, как и предполагал Ларкин. Их разведчики достигли озера, убедились, что водопой свободен, и поскакали обратно, мимоходом проверив окрестные рощи. Один из них проехал прямо под желтой акацией, где, прикрывшись ветвями и стиснув меч, сидел Генри. Вскоре показались остальные степняки. Он насчитал почти две сотни всадников. Тут были не только мужчины, но и воевавшие наравне с ними женщины – дикари прижигали девочкам в детстве левый сосок, чтобы вся сила ушла в правую руку и грудь, а пока сарматка не убивала хотя бы одного врага, то не могла выйти замуж. Ларкин высматривал Ланкуша и, наконец, увидел его в центре отряда. Кровника отличал плащ без рукавов синего цвета и остроконечная шапка, отороченная мехом степного льва. Казалось, что голова Ланкуша покрыта оранжевой гривой – как ни странно, мех хорошо защищал от жары. Когда последний всадник миновал рощу, затаившийся Змей спрыгнул на землю и нащупал кресало.
В это время Олаф Лангобард остановил коня и достал подзорную трубу. Всё шло по плану. Сарматы окружили озеро, давая напиться лошадям. Герцог подал знак сигнальщику. Заслышав звук рожка, рыцари послушно развернулись и перестроились в тройную линию. Если кто и удивился команде, то не подал вида – приказы маршала исполнялись сразу, какими бы противоречивыми они не казались. Сигнальщик протрубил наступление. Сарматы спокойно ожидали валезийскую конницу. Всё как обычно: подпустить глупых рыцарей на расстояния выстрела, осыпать стрелами и убраться в бескрайнюю степь.
…До Ларкина донесся далекий сигнал. Сухая трава занялась от искры мгновенно, точно облитая маслом. Генри выбежал из-под защиты деревьев, поджигая пучком всё новые и новые стебли. Слева и справа тоже начал подниматься дым. Вскоре три огненных полосы слились в одну, ветер погнал в сторону озера сплошную стену огня.
– Валезия!
Степь задрожала от ударов сотен копыт. Драгуары перешли на рысь. Тяжелая конница лавиной неслась на врага, прозвучал рожок, и края линии стали загибаться вперед, беря степняков в клещи. Те метались вокруг озера. Кто-то посылал навстречу рыцарям стрелы, некоторые пытались пробиться через горящую траву, но джангарские лошадки отказывались прыгать через огонь – они хрипели и скидывали всадников на тлеющую землю. Набрав разгон, валезийская конница стоптала сарматов. Копья первой линии выносили врагов из седел, две последующие волны завершили разгром.
Следопыты получили от герцога строгий приказ беречь молодого графа. Они встали по бокам Генри, достав изогнутые клинки. Из огня выбегали обезумевшие степняки и тут же гибли под ударами карающей стали. Сарматы были лихими наездниками, но воевать пешими не умели. Ларкин наискось рубанул очередного визжащего дикаря, когда увидел Ланкуша. Тот убегал по черному пеплу в степь.
– Стой! – заорал Змей и бросился в погоню.
Он настиг его на краю рощи, где прятался ранее. Поняв, что ему не уйти, тархан развернулся и выставил перед собой меч – тот самый, что забрал у мертвого Дина. Клинок работы цвиргов и стал основной причиной, по которой Ланкуш вырезал посольство. Такого меча не было у самого Мулутхая! Но этот же меч и сгубил тархана. Генри не стал отражать удар, а влился в него. Два клинка соединились в смертельном танце. Вращая меч, Ларкин плашмя ударил по рукоятке отцовского клинка. Солнечные лучи заиграли на красноватой стали, Ланкуш развел пустыми руками. Змей крутнулся волчком и подсек врагу ноги, повалив того на траву. Перевернувшись в воздухе, пылающий рунами меч устремился к земле и пронзил горло упавшему тархану. Клинок сам отомстил похитителю…
Да, возможно, гвардейцы не слышали эту историю, решил тогда Джаб. Тем хуже для них. Насколько он знал, именно Лойт Гани толкнул парнишку-оруженосца в канал, да еще и бил того по рукам, когда вымокший юноша, обламывая ногти, старался вскарабкаться на скользкий бортик. Знал это и Генри. Его клинок, казалось, плел вокруг противника стальную паутину. Тот только отбивался, времени на контратаку не оставалось. Насупившись, Кирк Монкар следил за поединком, но не вмешивался. Ларкин сделал выпад, Гани прикрылся щитом. Обшитый железными пластинами дуб не выдержал сильного удара и треснул. Лойт присел на одно колено, бесполезный теперь щит полетел в сторону.
– Ты усвоил урок? – спокойно спросил Змей.
– Забери тебя даймон! – выкрикнул Гани и прыгнул на Ларкина.
Сделав шаг в сторону, Генри взмахнул мечом. Острие вошло в незащищенную подмышку Лойта, из ослабевшей руки выпал клинок, зазвенев по плиткам двора. Воин рухнул на холодный камень и, прохрипев очередное ругательство, забулькал кровью. Вокруг тела расплылась тёмно-красная лужа. Монкар с трудом оторвал взгляд от мертвого товарища и посмотрел на Змея.
– Меня вы тоже хотите убить, сэр?
– Я не потерплю глупцов в моей гвардии, – невозмутимо ответил Генри и вытер платком острие меча. – Надеюсь, вы будете умнее своего приятеля.
Когда избитый, но живой лейтенант покидал особняк Ларкина, постанывая на телеге, Джаб подумал, что Генри сильно изменился после смерти отца, стал жёстче, но он до сих пор его друг. Герцог только попенял тогда любимцу на недопустимость потерь личного состава во время тренировок, Ларкин же обещал проследить, чтобы воины более не калечились. Слово своё он сдержал, но до сих пор вызывал к себе провинившихся для обстоятельной беседы, как и сегодня…
Генри, наконец, загнал второго гвардейца в пруд. Тонкий лёд проломился, разгоряченный воин ухнул в холодную воду. Граф смыл пот, поливая себя ковшом из бочки, и крикнул:
– Чак! Помоги этому господину выбраться, не то он мне всех карпов передавит.
– Слушаюсь, милорд!
Оруженосец побежал к пруду. Вот уж кто боготворит Ларкина, подумал Джаб, другие Змея в основном тихо ненавидят. Чак тянул за веревку, воин поскальзывался, но потихоньку продвигался к берегу. Из-под пластин панциря текла вода вперемешку с тиной. Генри тем временем подошел ко второму гвардейцу и спросил:
– Надеюсь, милейший, вы теперь запомнили, как обращаются к капитану Королевской гвардии?
– Сэр! Да, сэр!
– Похвально, – протянул Змей и добавил: – Виконт Нивельхейм, ваша голова отлично смотрится на моем заборе, но я привык видеть её неделимой с телом.
– Да и я тоже, – хрюкнув, сказал Джаб и проехал в ворота. – Привет, Генри.
– Здравствуй. Проходи в дом.
– Чем тебе не угодил сей славный воин, я уже понял, – произнес Джаб, поднимаясь по ступенькам. – Что натворил второй?
– Ругал его величество за толстокожесть и нерешительность.
– Ого!
– Ага. Хоть это и правда, но я предпочел сам объяснить новенькому недопустимость подобных высказываний в столице Валезии, чем отправлять глупца на Эшафотную площадь.
