Кэтрин Фишер - Скарабей
— Я уверена, вы устроитесь очень уютно, — сказала Мирани. — Сетис наверняка зарабатывает кучу денег. — Она хотела, чтобы старик хоть что-нибудь сказал. Выругался, встал, затопал ногами. Но он молчал. Только вздохнул тихо, беззвучно, и вдруг рассмеялся.
Сухим, невеселым смехом.
— Вот, значит, как оно складывается, — наконец прошептал он.
* * *Рыжеволосый сказал:
— Это всё, хозяин?
Сетис отошел в сторону, чтобы пропустить топающих по коридору наемников, и заглянул в список.
— Всё. В следующий раз не присылай этого мерзкого чианского. Побольше красного.
Виноторговец кивнул, взвалил на широкие плечи две пустые амфоры и побрел прочь. В дверях его остановили и обыскали. Купец опустил громадные горшки, поднял руки, его повернули, нетерпеливо сделали знак поскорее проваливать. Сетис посмотрел ему вслед, потом вернулся к себе в комнату и сел на кровать.
Записки передавались внутри небольшой амфоры — их приклеивали воском под слоем осадка на дне. Он стал шифровать их — так было безопаснее, а уж Шакал разберется. Теперь он лежал и мучительно размышлял о полусожженной записке, которую откопал в покоях Аргелина; ее однажды принес дюжий раб, и, получив ее, генерал принялся нетерпеливо метаться по комнате.
«Не забудь о моем обещании. Девять Врат, через которые жук выкатывает солнце».
Он передал ее. Но понятия не имел, что она означает. И от кого она.
* * *Когда Креон сказал, что наступила ночь, они втроем отправились в путь.
На этот раз они выбрались наружу через потайную дверь, скрытую под Пальцем Ассекара, одного из самых древних Архонов. Он жил так давно, что его почти забыли. Палец — вот всё, что осталось от колосса, который когда-то возвышался над воротами Города. Теперь он неприметно лежал на земле позади Западного Пилона, и один этот палец был больше, чем целый дворец.
Орфет помог выбраться Алексосу, потом ухватил за руку Мирани. Отец Сетиса передал ему мешок с инструментами — такой легкий, что Орфет поморщился. Потом толстяк сказал:
— Удачи.
Старик пожал плечами.
— Я останусь жив.
— Если что-нибудь случится, — торопливо сказала Мирани, — найди Шакала.
Отец Сетиса мрачно улыбнулся.
— Если что-нибудь случится, у меня не будет времени кого-то искать.
А внизу, будто тень, стоял Креон, его белые волосы едва виднелись в темноте. Он сказал что-то на диковинном наречии богов, и Алексос ответил. Тихий шепот разлетелся над широким, продуваемым всеми ветрами простором пустыни.
И дверь захлопнулась.
Орфет подтащил Алексоса поближе к кирпичной стене. Высоко вверху, между сидящими Архонами, прогуливались часовые.
— Осторожнее. Держись в тени.
Они надели черные накидки, которые сшили Креон и отец Сетиса, выкрасились чернилами, украденными в Зале Записей. Девушке казалось, будто чернота притаилась внутри нее, но теплый ветерок дышал ароматами пряных трав пустыни, и она с наслаждением вдохнула его. Далеко на западе, над скалистыми вершинами Лунных гор, остался красноватый мазок зашедшего солнца, но вскоре и он погас, растворился в сумерках.
Высоко над головой сияли звезды. Мирани различила созвездия, с незапамятных времен украшавшие небо Двуземелья: Охотник и Скорпион, Бегунья, Лира, Кошечка. Они сверкали над серой пустыней, над белой громадой Архонова дворца, над воротами, над стенами Порта. Дорога казалась сотканной из звездных лучей, их отражения переливались в гранях миллионов крохотных кристалликов кварца.
Подняв глаза, Мирани еле слышно спросила:
— Что это за звук?
— Пустыня, — ответил Орфет.
Сначала — тихо, как шепот. Потом, когда они прислушались, — слабые шорохи, будто шелест тихих голосов. Будто вся земля радостно расправляла плечи после изнурительно жаркого дня; выползали мелкие твари, раздвигали крошечными лапками частички почвы. Будто ползали, шуршали, сновали насекомые, лопались стручки, раздвигались крылья, распускались цветы. Будто пустыня дышала и просыпалась.
Алексос поднял голову.
— Темные в темноте, — прошептал он.
* * *Сетиса разбудил раб. Спросонья он пробормотал:
— Что? Что?
— Солнце село, Секретарь. Царь зовет вас.
Сетис протер заросшее лицо. Вздремнуть удавалось только урывками, и от недосыпания он уже начал терять силы. А Аргелин не знал покоя, его сжигала изнутри безудержная жажда мщения. Сетис сунул ноги в сандалии, плеснул в лицо водой и поспешил по бесконечным коридорам. Мимо него проводили пленников, сновали рабы и писцы, промчался эфеб.
Что-то затевалось.
Он раскрыл дверь в кабинет Аргелина и застыл как вкопанный.
Рядом с генералом стоял Ингельд. Он был в полном вооружении, на кирасе сверкал глазами свирепый дракон, инкрустированный эмалью. На боку поблескивал меч, у дверей стоял большой овальный щит.
Сетис ахнул от ужаса. Аргелин обернулся.
— Ты пришел вовремя! Мы не станем ждать. Пришло время действовать.
— Действовать? — Спросонья он плохо соображал.
Аргелин выдавил стальную улыбку.
— По городу пошли слухи о том, что я собираюсь разрушить статую. Если станем ждать до утра, какой-нибудь идиот затеет бунт. — Он сделал шаг навстречу Сетису. — Ты не знаешь, писец, как это могло произойти?
От ужаса Сетис окончательно проснулся и в недоумении пожал плечами.
— Мало ли о чем люди болтают. Почему это вас беспокоит, великий царь?
Глаза Аргелина внимательно разглядывали его. Веки покраснели и набрякли, обычно гладкая оливковая кожа заросла щетиной, борода растрепалась.
— Не беспокоит. Пошли.
Он прошел мимо Сетиса к двери. Юноша обернулся.
— Вы хотите, чтобы я…
— Мой секретарь будет меня сопровождать. — В дверях он остановился. — Я очистил Порт от Царицы Дождя, а теперь мальчишка-бог будет разнесен вдребезги в его же собственном святилище. Здесь не будет других богов, кроме меня. А покончив с богом, я начну охоту за Тенью. — Он завернулся в темно-красный плащ и вышел.
Сетис искоса бросил взгляд на Ингельда.
Северянин нахмурился.
— Ты его слышал, — сказал он.
* * *Мост охранялся, но они были к этому готовы.
Два человека из войска Аргелина раскинули в степи импровизированную палатку и улеглись возле нее. Один из них спал, другой подергивал ногами, чтобы не задремать.
— Оставь его мне, — с предвкушением сказал Орфет.
— Нет, Орфет. — Алексос сдвинул брови. — Пусть они не знают, что мы побывали здесь. Храни терпение. Он скоро уснет.
Они стали ждать.
