Анна Гурова - Книга огня
Ложиться досыпать не имело никакого смысла. Лес гремел от птичьего пения. Солнце светило сквозь ветки. Аличе бросало то в жар, то в холод. Грег посматривал на нее с беспокойством.
— Ты здорова? Дойдешь до деревни?
— Дойду, — буркнула она. — Не беспокойся.
Аличе вовсе не смирилась. Хорошо, дойдем вместе до деревни. А там посмотрим, как он попытается ее принудить, если она решит остаться!
Глава 5
Великое Превращение
Небо за витражным стеклом в мелком свинцовом переплете было алым и холодным, сизые тени башен располосовали Каррено. Даниэль распахнул окно на верхнем этаже своей башни, впуская свежий ветер в замысловатую помесь кухни и библиотеки, что звалась алхимической лабораторией. Заходящее солнце пробежалось по длинной столешнице, уставленной котелками, ступками, фаянсовыми сосудами, колбами, тиглями и ретортами. От порыва ветра с каменного пола поднялась пыль — желтая, со вспыхивающими в ней блестящими металлическими крошками. Зашелестели и задвигались, как живые, страницы фолиантов, разложенных по всем свободным стульям и табуретам, с десятками закладок на нужных местах, со схемами, пентаграммами и символическими рисунками. Взметнулась зола из «гнезда», черной тучкой окутала атанор — живое сердце лаборатории.
Даниэль посмотрел на атанор, и в уголках его рта возникли горькие складки. Алхимическая печь почти остыла. В нижней части не гудел огонь, над крышкой рефлектора не курились струйки пара, говорящие о непрерывном процессе превращения вещества. То, что много месяцев зрело внутри, укутанное золой, в герметичной стеклянной колбе, остыло и умерло. «Было убито, — поправил себя Даниэль, любивший точные формулировки. — Мной».
Высокий и худой, с грустными глазами и аскетичным лицом, которое казалось особенно бледным на фоне темных волос и просторной неряшливой черной мантии, он выглядел классическим ученым. Недавно Даниэль, к своему удивлению, был назначен придворным алхимиком и вошел в малый совет герцога, но почести его не слишком изменили — он и без того был высокого мнения о себе, своем уме и своих талантах.
А интересовала его только наука. По крайней мере, сам он до недавнего времени был в этом убежден. Но сейчас он стоял, опустив руки и ссутулив плечи, и горестно смотрел на остывающий атанор.
«В печи-то я могу погасить огонь, — думал он, — но кто погасит его у меня в голове?»
Черное устье горна смотрело на него укоризненно, как глаз мертвеца. Огненные крылья и крики гибнущих в пламени… Даниэль зажмурился до слез, прогоняя видение, которое мучило его с самого утра, как только пришли ужасные новости из Вишневой Лореты. Теперь в его душе останется еще один шрам — как черная дыра, с обожженными краями, как навсегда закрытая дверь. Со временем она перестанет болеть, но никогда не исчезнет. И когда бы он ни посмотрел в ту сторону, она будет ждать его там. Он знал это, потому что однажды, давно, пережил то же самое.
«Пережил тогда, должен пережить и теперь! — приказывал он себе. — Что толку горевать?» Но все вокруг повторяло — ее больше нет. Некого защищать, не за что бороться, все напрасно. Все сгорело, все…
Снизу, из-за двери, послышалось эхо шагов на лестнице. Даниэль быстро вытер глаза, выпрямился и повернулся к двери, невозмутимый, как положено придворному алхимику и ведущему специалисту Колледжиаты. На лице ученого застыло то самое выражение, которое Фьямма, принимая его на свой счет, называла «мерзким и ханжеским». Свояченица утверждала, что Даниэль презирает женщин, и это было правдой — со времени смерти жены другие женщины больше не существовали для него. Ради памяти о единственной он навсегда отказался от всех прочих…
Скрипнула дверь. В лабораторию, пригнувшись, вошел Вальтер.
— Адский змей, ну и дверь тут у вас, коллега! — пожаловался он. — Могу поклясться, эту башню строили кобольды, причем для других кобольдов! А уж лестница…
— Кто вы? — равнодушно спросил Даниэль.
Вальтер церемонно раскланялся.
— Мы не были представлены, но я друг вашей сестры. Вальтер из Сомбры, ваш коллега. Непросто было к вам попасть! Прошу извинить мое вторжение, но я хотел сообщить вам…
Вальтер вдруг оборвал себя на полуслове — его взгляд, быстро обежавший лабораторию, остановился на атаноре.
— Что стряслось? Почему не горит огонь?
— Я сам его погасил, — мертвым голосом проронил Даниэль.
— Вы что, остановили opus mаgnum?!
— Это уже не имеет ни… Что вы делаете?! — всполошился придворный алхимик, когда Вальтер кинулся к атанору, сорвал замки и распахнул крышку. Изнутри вырвалось облако густого пара, на пол хлынул конденсат. В воздухе сильно запахло горячей смолой. Вальтер на миг замер — внутренность атанора по самые края наполняла густая черная жижа. Она уже начинала застывать, покрываясь сморщенной пленкой. С краев пленка превратилась в корку, острую на изломе, — в чем Вальтер и убедился, разбив ее и сунув руку по плечо в черную жижу.
— Что вы…
Даниэль с вытаращенными глазами следил за тем, как незнакомый алхимик шарит в его атаноре. От изумления он даже забыл о своем горе.
— Безумец! Там же едкие… Вы же останетесь без руки!
Вальтер, не обращая на него внимания, не без труда выудил наружу драгоценную цель алхимического процесса — Камень Превращений. Субстанция уже приобрела форму массивного, скользкого яйца, а что происходило внутри него, оставалось только догадываться. Но Вальтер гадать был не намерен и с размаху шваркнул Камень Превращений об пол. Раздался громкий хлопок, яйцо раскололось, изнутри вырвалось ослепительное, обжигающее пламя. Даниэль успел только зажмуриться и ухватиться за каменную столешницу. На миг он ослеп и оглох, мелкие осколки скорлупы и брызги смолы роем ос обожгли его незащищенное лицо.
— Змеево молоко! — выругался чужак.
Даниэль заморгал, пытаясь избавиться от багровых вспышек перед глазами.
На полу, дымясь, растекалась черная лужа. В ней, среди обломков скорлупы, валялся маленький черный уродец, напоминающий зародыша, со свернутым в спираль хвостиком и зачатками крыльев. Даниэль кинулся к нему.
— Храни нас Змееборец! Это же детеныш дракона! У меня получилось… Почти получилось! И я убил его!!! Своими руками, после стольких лет напрасных попыток…
— Не убивайтесь так, мэтр, — хмыкнул Вальтер, разглядывая уродца. — Нельзя убить то, что и не жило. Это просто гомункул. У него не было живой души.
Он поднял драконьего зародыша за хвостик и бросил на стол перед Даниэлем.
— Держите свое смоляное чучелко, можете изучить его на досуге…
