Марина Дяченко - Варан
— Как зовут молодую даму? — спросил человек, сидящий в углу за простым каменным столом. — Ту, что видела, как ты нашел деньги?
Варан наморщил лоб:
— Я… не знаю. Хозяин, спросите у хозяина, он знает… он поможет ее найти…
— Мы тратим время, Слизняк, — пробормотал чиновник, прикрывая ладонью воспаленные, лихорадочно блестящие глаза.
Тот, кого звали Слизняком, пожал плечами. Тяжело поднялся, удалился в темный сводчатый коридор; в глубине коридора мерцали бледно-голубые огни. Варану вспомнились камни на бархатке — пять белых, пять синих…
За спиной скрипнула дверь. Варан обернулся; сзади, очень близко, стоял старик с волосами такими длинными, что они доходили ему до плеч. Варан сроду не видел, чтобы мужчины носили столь бесконечные волосы. Шкуродер, содрогнулся Варан. В ту же минуту стражники вытянулись по стойке «смирно», а чиновник поспешно поднялся из-за деревянного стола:
— Ваше сиятельство…
Длинноволосый махнул рукой. Описал по залу широкий круг, остановился, помахал под носом у чиновника знакомой радужной бумажкой:
— За полреала! За полреала умельцам голову снимали. Нарисуют радугу на бумажке, обольют воском… Ночью на базаре всучивают простакам… А днем, если не слепой, — видно же, что подделка… А эту я не различил бы! И сейчас в руках держу — не верится… Сядь, Суслик…
И, будто не в силах устоять на месте, его сиятельство князь Круглоклыкский описал по залу еще два стремительных круга.
Варан видел князя раз или два, да и то издали; тогда на князе был парадный головной убор и высокий, расшитый золотом воротник. И уж конечно, Варан не надеялся — да и не желал никогда — видеть князя так близко.
Сто реалов лежали на столе, источая радужное сияние. Варан сидел, боясь пошевелиться. Князь, кажется, вовсе его не замечал:
— Завтра поползут слухи… Купцы откажутся принимать купюры в сто реалов. Начнется беспокойство, паника… Мошенники, явившиеся к нам со всех сторон света, не преминут этим воспользоваться… Сегодня в казне нет ни одной фальшивой купюры — а что будет завтра? Завтра Денежный Дом рухнет, мои милые, его снесут толпы меняльщиков…
Он вдруг обернулся к Варану и уставился на него в упор, и стало ясно, что показное равнодушие князя к Варановой персоне — не более чем игра. Его сиятельство прекрасно знал, кто виноват во всех бедах Круглого Клыка; длинные седые волосы, казалось, готовы были встать дыбом.
— Кто дал тебе сотку?
— Я нашел ее в море!
— Во-от, — князь снова отвернулся, как будто потеряв к Варану интерес. — А ведь наш господин маг уже дал знать своим, в столицу… Императорской казне одной вот этой головы, — он махнул рукой по направлению к Варану, — будет мало. Она захочет вашу голову, дознаватель Суслик. И голову главного судьи Беломидия… Кстати, где Слизняк?
Варан окончательно потерял интерес к происходящему.
Его голову списали в расход; его шкуре вынесли приговор. Он никогда не увидит сплошных облаков, подсвеченных солнцем сверху, никогда не увидит Нилу… Никогда не нырнет в теплое море. Никогда не сосчитает звезд.
И сделалось равнодушно.
Его не стали казнить сразу. И даже допрашивать больше не стали. Отвели в крохотную комнату с циновкой из сухих водорослей; опустившись на колючую подстилку, Варан вспомнил «чердак» и Нилу, и от этого его равнодушие сменилось тоской.
Прошел день, а может быть, два — ведь солнца под землей не было, только тусклая масляная лампа. Варан лежал, глядя в темный потолок, и вспоминал каждый поворот, каждый грот, каждый блик на потолке подводных пещер.
Кормили сносно. Хотя Варану есть все равно не хотелось. На третий день — а может, на второй? — его снова отвели в судейскую пещеру, но не на оглашение приговора, а на встречу с юной аристократкой, в чьей комнате, если верить ее словам, круглый год цветут пять розовых кустов.
На этот раз аристократка выглядела куда менее уверенно. Ее сопровождал отец — кряжистый бородач в плаще с золотой отделкой на вороте и подоле.
— Я бросала ему монеты, — говорила девчонка, глядя в пол. — Он нырял. Я бросила шестинку, потом третушку. За третушкой он прыгнул, но все равно не поймал.
— Вы видели его руки, когда он вынырнул? — спросил дознаватель по прозвищу Слизняк.
Девчонка беспомощно оглянулась на отца:
— Он сказал, что не поймал. Не могу же я проверять…
— В руках у него что-то было?
— Я не видела.
— Ничего необычного в его поведении вы не заметили?
Девчонка чуть вздернула нос, в ее голосе прорезались прежние спесивые нотки:
— А я не знаю, какое поведение у поддонков обычное, а какое необычное… Я не смотрела на него. Делать мне нечего — разглядывать слуг.
— Я спрятал руки за змейсихой, — сказал Варан. — Я сразу подплыл к Кручине, и…
— Заткнись, — уронил Слизняк, и Варан замолчал.
— Ваша честь, — сказал отец девчонки, и голос у него оказался глубокий, как Тюремная Кишка. — Мне кажется, моя дочь достаточно помогла правосудию Круглого Клыка. Теперь позвольте нам продолжить отдых, который, впрочем, уже безнадежно испорчен…
— Приношу свои извинения, — Слизняк слегка поклонился, — и не сомневаюсь, что князь Круглоклыкский щедро восполнит нанесенный вам ущерб… Вы можете быть свободны.
Стражник отступил от двери, открывая проход аристократу с дочкой. Уходя девчонка на мгновение оглянулась, чтобы бросить на Варана заинтересованный взгляд — но отец взял ее за плечо и поволок прочь, дверь закрылась, и стражник встал на свое место.
— Месяц назад тебя взяли с разбойниками, — не глядя на Варана, сказал дознаватель Слизняк. — Их повесили, тебя отпустили. Почему?
— Потому что я не разбойник. Община Круглого Клыка за меня поручилась… Наоборот, я крикнул — «стража», и за это меня…
Слизняк поднял голову, и под взглядом его Варан замолчал.
— Община, — с легким презрением проговорил Слизняк. — Община и теперь за тебя горой. Три прошения подали князю… Честный поддонок, мол, не может предать своих, он чтит Императора и сезон, разбоем и подделкой промышляют пришлые… Все правильно. Если бы я делал фальшивые сотки — я бы первым делом пропускал бы их через руки таких вот честных поддонков, чтобы снять возможные подозрения… А деньги — это деньги. Это дерево, сушняк, надежная крыша в межсезонье… Так?
— Я нашел эту сотку в море, — сказал Варан безнадежно.
— Она там родилась? Вылупилась из икринки?
Варан молчал.
— Проще всего было бы повесить тебя сегодня, — сказал Слизняк, тяжело раздумывая. — Может быть, и для тебя же лучше… Но дело императорское. Уже не остановишь и ничего не изменишь. Свидетелей у тебя нет… Дурак, если ты действительно поймал сотку в море — почему не показал никому? Отцу? Матери? Той же невесте?
