Владимир Прягин - Дурман-звезда
— И яхта!..
Почин был положен, и девушки осмелели. Разбрелись вдоль берега, не желая мешать друг другу; бросали цветы, и змейки плясали в лучах заката. Пчелка, в общем, ни на что особенно не надеялась, но сердце томительно замерло, когда ее «косичка» взметнулась над ленивой рекой. Фиалки задержались в воздухе всего на пару мгновений и рассеялись по волнам. Пчелке даже почудилось, что солнце ей подмигнуло — рано, мол, тебе, девица, про женихов выспрашивать.
Зато у соседки цветочный жгут не распался, а наоборот, как будто бы скрутился сильнее. Искристая змея опускалась медленно, изгибалась плавно и грациозно, а у самой воды свернулась кольцом — «косичка» превратилась в настоящий венок, и течение понесло его прочь.
Хозяйка венка взволновано ахнула и всплеснула руками, а другие кинулись ее поздравлять. Пчелка тоже порадовалась и опять взглянула на реку. Хотела пересчитать, сколько получились колец-венков: они продолжали светиться, медленно уплывая.
Но рядом вдруг закричали на несколько голосов.
Пчелка проследила, куда направлены взгляды, и тоже пискнула от испуга. Одна из «змей», запущенных с берега, никак не желала падать. Она извивалась в воздухе, но это был не танец, а конвульсии, корчи. Вокруг «змеи» клубился лиловый дым, и она визжала от боли — на такой невыносимо высокой ноте, что у Пчелки заныли зубы. Искры на змеиной «шкуре» меняли цвет — теперь они были не фиолетовые, а красные, словно воспаленные язвы. Запахло паленым мясом.
«Змея» сгорала в солнечном свете.
Пламя яростно полыхнуло, и на воду посыпался черный пепел.
Пчелка посмотрела на берег, чтобы увидеть, кому принадлежали цветы. И застыла, прижимая ладонь к губам.
Напротив пепельного столба стояла Звенка, невеста Ясеня.
3Ясень проснулся посреди ночи. Прислушался к себе — кажется, все в порядке, и голова соображает нормально. Пить, правда, хотелось мучительно, словно он сутки пробыл в пустыне.
Поднялся и, пошатываясь, добрался до кухни. Зачерпнул воды, жадно выхлебал и, блаженно отдуваясь, опустился на лавку. Посидел, собираясь с мыслями. Завтра (или уже сегодня?) предстояло выезжать на рассвете. К счастью, в дорогу он собрался заранее, снедаемый нетерпеньем. Сборы, впрочем, не заняли много времени — путь предстоял недолгий, один дневной переход. И много вещей ему ни к чему. Оружие, конь — вот главное. Ну, и деньги, конечно…
Скрипнула половица, и матушка шагнула через порог. Молча присела рядом. В серебряном свете, что лился с ночного неба, лицо ее казалось неестественно бледным.
— Я тебя разбудил? — спросил Ясень.
— Я не спала.
Она протянула руку, провела по его коротко стриженым волосам.
— Как себя чувствуешь?
— Хорошо. Не знаю, чего меня вдруг сморило.
— Да уж, загадка — в жизни не разгадать, — матушка улыбнулась тихо и грустно; долго молчала. — Значит, дождался все-таки. Едешь…
— Ну, чего ты, — сказал Ясень с легкой досадой. — Двадцать раз уже обсудили…
— Знаю. Только душа все равно болит.
Она прикоснулась ладонью к ложбинке между ключицами. Ясень вздохнул, не зная, что говорить. Где-то очень далеко за окном — похоже, на другом конце города — гавкнула собака, но тут же затихла, словно смутившись.
— Попроси у Звенки прощения, — сказала матушка. — Она хорошая девочка.
— Прощения? За что?
— Неважно. Просто попроси. Неужели трудно?
— Ладно, — он фыркнул, — как увижу, так сразу, первым делом…
— Ну и славно, — мягко перебила она, вставая. — Пойду я, все же посплю немного. Трудный день завтра будет.
— Трудный? — повторил Ясень, растеряно глядя вслед. — Ну да, наверно…
…Конь пританцовывал, всхрапывал недовольно — ему не терпелось рвануть по улице, чтобы пыль полетела из-под копыт. Ясень сдержал его, натянув поводья, и оглянулся. Все они стояли у ворот — и отец, и матушка, и старая Веста, и заплаканная, непривычно тихая Пчелка. Даже маленький братец Радик, который едва оправился от болезни, упросил, чтобы его пустили на улицу. Закутанный до бровей, он напоминал сейчас медвежонка; глазенки сверкнули завистью и восторгом, когда Ясень, рисуясь, поднял коня на дыбы.
Отец по случаю проводов даже втиснулся в парадный мундир (пуговицы на брюхе, правда, так и не застегнулись). На прощание отсалютовал палашом. Пчелка в очередной раз за утро шмыгнула носом, а матушка просто глядела вслед, и глаза ее были совершенно сухи, а лицо пугающе неподвижно. Ясень отвернулся, махнув рукой, и скакун понес его прочь, мимо сонных домов и резных заборов, и старые деревья тянули ветки, прося остаться, хотя понимали, что он уже не услышит…
Ночь отступала. Небо постепенно светлело.
Звенка не стала ждать Ясеня у ворот: ее гнедая кобылка уже шагала по улице, уныло помахивая хвостом. Ясень легко настиг ее, тронул девушку за плечо. И даже вздрогнул от неожиданности, когда Звенка повернулась к нему. Лицо его невесты осунулось, а глаза покраснели, как будто она всю ночь проревела.
— Что случилось?
— Ничего.
Бесцветный голос, как шелест опавших листьев.
— Звенка, не пугай меня. Что с тобой?
— Со мной? — она растянула губы в усмешке. — Со мной все в порядке. Разве не видно? Все смотрят и от зависти лопаются.
— Угу, — сказал Ясень; ему вспомнилась ночная беседа с матушкой. — Слушай, ты это… Извини, если что…
Она всмотрелась ему в лицо, словно пытаясь обнаружить издевку. Потом покачала головой, поторопила лошадь и обогнала его на десяток шагов. Ясень плелся за ней, пытаясь понять, в чем дело.
На выезде из города уже собрались попутчики. Глухо постукивали копыта, голоса причудливо искажались в тумане. Заметив Звенку и Ясеня все, как по команде, затихли и уставились на них — кто с испугом, а кто с выражением жадного любопытства. Ясень почувствовал раздражение.
— Здорово, — сказал он. — Все собрались?
— Барсука еще нет, — отозвался кто-то. — И Рыжего.
— Какого Рыжего?
— Ну, который с хутора.
— Он тоже едет?
— Ага.
— Ладно, ждем…
Ясень махнул закадычному приятелю по прозвищу Жмых. Они вдвоем отъехали в сторону, встали на обочине у дороги.
— Ну? — сказал Ясень.
— Что — «ну»?
— Слушай, хоть ты не темни. Чего вы на нас так смотрите? А Звенка вообще сама не своя. Вместо «здрасьте» чуть морду не расцарапала…
— Так, это, Ясь… Они вчера на реку ходили…
— И что?
— А сестра тебе не рассказывала?
Ясень припомнил, что перед самым отъездом пытался расспросить Пчелку, чем закончилась забава с венками, но та почему-то отвечала невнятно и все время отводила глаза. Он решил — сестренка обиделась, что солнце не показало ей жениха. И не стал выпытывать дальше — хватало своих забот. А у них там, значит, случилось что-то?