Джеймс Клеменс - И пала тьма
Девочек проверяли перед вечерней церемонией — лекари должны решить, достаточно ли они чисты, чтобы преклонить колени перед оракулами богов. Дарт и так наперед знала, что ее ждет.
На глаза то и дело набегали горькие слезы.
Двери в очередной раз отворились, пропустив еще одну девочку с четвертого этажа; она пролетела мимо подружек, как вспугнутый воробей. Но, судя по улыбке, ее нес на своих крыльях отнюдь не страх. На лбу девочки виднелся смазанный синий крест, выведенный масляной мазью, — знак лекаря Палтри, который объявил ее чистой. Девочке дозволялось присутствовать на вечерней церемонии, что открывала ей путь к возможному избранию в доверенные слуги богов.
В открытых дверях возникла матрона Граннис. Все девочки тут же встали, и Дарт вместе с ними. Ее не отпускала ноющая боль в чреслах, напоминающая о недавних страданиях.
Матрона взмахом руки подозвала ближайшую к двери девочку.
— Пошли, Лаурелла. Нам предстоит долгий день.
Лаурелла присела в поклоне. Ей предстояло пройти проверку первой из обитательниц третьего этажа. По обычаю, сначала проверяли девочек с шестого этажа, за ними учениц с пятого и четвертого, а третий этаж оставляли напоследок. В этом году класс Дарт впервые предстанет перед оракулами, слепыми слугами богов; они всегда приезжали в первую луну лета, чтобы выбрать новых слуг своим господам.
Лаурелла подошла к дверям. В белом шелковом платье, в белых бархатных туфельках, она казалась воплощением самой чистоты. Хотя учениц с третьего этажа выбирали редко, но кто из оракулов не углядит Лауреллиных совершенств!
Девочка задержалась на пороге и оглянулась на одноклассниц. Пудра не могла скрыть горячий румянец переживаний. Лаурелла попыталась выдавить из себя храбрую улыбку, но получилась только болезненная гримаска.
Глаза всех сидящих в коридоре не отрывались от нее, пока дверь за ней не закрылась.
Теперь только одна девочка оставалась между Дарт и комнатой осмотра: Маргарита. Как и подруга, она была одета во все белое, вплоть до цветков-кисточек на туфлях.
Дарт огладила свою белую рубаху с поясом, пытаясь придать своему наряду какое-то подобие красоты. Хотя и баснословное количество шелка и кружев никогда не вернет ей невинности.
— Хватит вертеться! — прошипела сквозь зубы Маргарита. Тревога сделала ее резкой.
Дарт послушно сложила руки на коленях.
Последние семь дней она тщательно скрывала все признаки случившегося, что далось нелегко. Первые три дня, пока разрывы еще кровоточили, она пачкала белье и простыни.
На вторую ночь матроне Граннис доложили о крови на вещах Дарт. Девочка торопливо отговорилась тем, что у нее началась первая менструация. Полная женщина нахмурилась и отвела ее в свой кабинет.
Дарт в ужасе ожидала, что ее позор тотчас раскроется, но матрона усадила ее на стул и заговорила спокойно, даже ласково.
— Тебе нечего стыдиться, — объясняла она. — Это первый шаг к тому, чтобы стать женщиной.
Она научила Дарт, как ей справляться с подтеканием крови и содержать себя в чистоте, а после разговора обняла ее и долго не отпускала, что было совсем уж неожиданным.
Дарт даже расплакалась. Слезы лились не только от облегчения, но и потому, что, согретая в полногрудом объятии матроны Граннис, она лишний раз вспомнила: ей предстоит потерять не только крышу над головой и чувство сытости в желудке. Она лишится знакомых лиц, что окружали ее с младенчества, ежедневных ритуалов, что отмечали единственную жизнь, которую она знала. Здесь был ее дом, ее семья.
Она долго плакала, пока матрона с осторожностью не вытерла ей слезы и не отправила в спальню.
* * *И вот теперь она сидела перед дверьми лекаря в ожидании конца. Ее разденут и разложат на скамье; опытные пальцы обнаружат ее позор, поймут, что она осквернена и не пригодна к служению, слишком испорчена, чтобы ходить по коридорам Конклава. Ее выпорют и, презираемую всеми, выкинут на улицу.
На полу птичника мастер Виллет отнял не только ее невинность. Его похоть разрушила каменные стены, что хранили ее, превратила ее дом в руины. Знал ли это он сам? Добавляло ли это знание ему удовольствия?
Исчезновение мастера Виллета не прошло незамеченным. Очень скоро по Конклаву заходили пересуды: говорили, что на подходе к школе он столкнулся с лихими людьми и его тело бросили в реку; что он женился на местной шлюхе и сбежал из Первой земли; что он связался с темными Милостями и его навсегда унесло в наэфир. Менее склонные к фантазиям полагали, что он просто нашел более выгодную работу и покинул Конклав прежде, чем истек срок договора. И только трое знали, что случилось на самом деле: Дарт, Щен и тот, кто подговорил учителя напасть на девочку.
Личность третьего оставалась для Дарт загадкой. Никто не отвел ее в сторонку с расспросами, никто не обвинил в содеянном. Но кто-то знал.
Взгляд Дарт опустился к каменному полу. Там лежал свернувшийся калачиком Щен; от его тела поднимался легкий пар, медная шкура ярко разгоралась с каждым вдохом и чуть тускнела на выдохе, когда изо рта вылетал язык пламени. В редкие свободные минуты, когда Дарт оставалась одна, она пробовала на нем различные гуморы, чтобы увидеть, позволит ли ей что-то помимо крови снова прикоснуться к нему. Но ни слюна, ни желчь, ни даже слезы не подействовали. Только кровь.
В темноте девочка придумывала страшную месть тому, кто послал мастера Виллета в птичник. Но теперь ясно: ее выгонят прежде, чем удастся осуществить эту месть.
Дверь отворилась снова. Из нее появилась Лаурелла с высоко поднятой головой и сверкающими глазами. Даже не глядя на ее лоб с синим крестом, можно было понять, что девочка успешно прошла осмотр.
— Маргарита! — позвала матрона Граннис из дверей. Все девочки непроизвольно вздрогнули. — Не тяни время, дитя! Иди!
Маргарита торопливо шмыгнула в дверь, а Дарт сделала два шага и заняла ее опустевший стул. Он хранил тепло всех девочек, что сидели здесь до нее.
Дверь закрылась.
Лаурелла остановилась посреди коридора, наслаждаясь завистью одноклассниц.
— Ничего страшного, — утешала она их. — Не страшнее, чем ежегодные осмотры. Только более тщательная проверка, вот и все.
Она произнесла все это с авторитетностью мастера, который поучает неопытных новичков, и прижала ладонь ко лбу.
— Я никогда еще не чувствовала себя настолько уверенной в своей непорочности и готовности занять место доверенной служанки.
По ряду сидящих девочек пронесся шепоток одобрения и заверений, что Лауреллу непременно выберут.
Слова Лауреллы пробудили в сердце Дарт новую волну страха. Она не отрывала глаз от закрытой двери, взглядом обводя переплетение узора из дубовых листьев и желудей. Знак символизировал искусство целительства: смягчающие мази, успокаивающие чаи — все мягкие Милости для облегчения страданий тела. Но в данную минуту узор приобрел в глазах девочки новый смысл: за этой дверью лежал конец ее жизни.
