Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка

– …Вон те статуи над входом – это королева Анна и королева Мария, а внутри – Яков II и доктор Рэдклифф… А эти великолепные расписные окна в часовне в 1640 году создал Абрахам ван Линге, да, они очень хорошо сохранились, а Генри Джайлс из Йорка сделал витражи восточного окна… Сейчас не идет служба, так что можем заглянуть внутрь, следуйте за мной.

Внутри часовни Биллингс остановился у памятника с барельефом.

– Полагаю, вы знаете, кто это, раз уж вы студенты-переводчики.

Они знали. Робин и Рами постоянно слышали об этом человеке после приезда в Оксфорд. Барельеф был памятником выпускнику Университетского колледжа и широко признанному гению, который в 1786 году опубликовал основополагающий текст, определяющий протоиндоевропейский язык как язык-предшественник, связывающий латынь, санскрит и греческий. Сейчас этот человек был, пожалуй, самым известным переводчиком на континенте, если не считать его племянника Стерлинга Джонса, недавно окончившего университет.

– Это сэр Уильям Джонс.

Сцена, изображенная на фризе, показалась Робину несколько обескураживающей. Джонс сидел за письменным столом, закинув ногу на ногу, а перед ним покорно, как дети на уроке, сидели три человека, явно индийцы.

– Именно так, – с гордостью произнес Биллингс. – Здесь он переводит свод индусских законов, а перед ним на полу сидят несколько браминов, которые ему помогают. Думаю, только на стенах нашего колледжа изображены индусы. Университетский колледж всегда имел особую связь с колониями [21]. А вот эти головы тигров, как вы знаете, эмблема Бенгалии.

– А почему только он сидит за столом? – спросил Рами. – Почему брамины на полу?

– Ну, наверное, индусам так больше нравится, – ответил Биллингс. – Они любят сидеть, скрестив ноги, так им удобнее.

– Ну надо же, – сказал Рами. – А я и не знал.

Весь субботний вечер они рылись в глубинах бодлианских книжных шкафов. При поступлении им дали список для чтения, но оба, опьяненные внезапной свободой, забросили его до последнего момента. В выходные библиотека закрывалась в восемь вечера. Рами и Робин пришли без четверти восемь, но одного упоминания Института перевода, похоже, оказалось достаточно, потому что, когда Рами объяснил, что им нужно, библиотекарь разрешил им оставаться сколько пожелают. Дверь отопрут для ночного персонала, и они уйдут, когда будет удобно.

К тому времени, когда они отошли из стеллажей, нагрузив сумки тяжелыми книгами, перед глазами у них все плыло от мелкого шрифта, а солнце уже давно село. Луна вместе с уличными фонарями освещала город слабым, потусторонним свечением. Булыжники под ногами казались дорогами, ведущими в другие столетия. Быть может, Оксфорд эпохи Реформации или Оксфорд Средневековья. Они шли в пространстве вне времени, вместе с призраками ученых прошлого.

Дорога обратно в колледж занимала меньше пяти минут, но они сделали крюк по Брод-стрит и окрестностям, чтобы продлить прогулку. Они впервые гуляли так поздно; им хотелось насладиться ночным городом. Шли молча, не решаясь нарушить чары.

Когда они проходили мимо Нового колледжа, от каменных стен эхом отразился взрыв смеха. А свернув на Холивелл-лейн, они увидели группу из шести или семи студентов в черных мантиях. Судя по походке, они возвращались не с лекции, а из паба.

– Как думаешь, Баллиол-колледж? – пробормотал Рами.

Робин фыркнул.

Они поступили в универ всего три дня назад, но уже усвоили местные традиции и стереотипы относительно разных колледжей. Эксетер годился для джентльменов, но не для интеллектуалов; Брасенос славился пьянками и вечеринками. Соседние колледж Королевы и Мертон просто не принимались во внимание. Мальчики из Баллиола, которые платили за обучение в университете больше всех, наряду с Ориелом, были больше известны как транжиры, а не как усердные студенты.

Когда Робин и Рами подошли ближе, студенты посмотрели в их сторону. Робин и Рами кивнули им, и некоторые кивнули в ответ, как принято среди университетских джентльменов.

Улица была широкая, а шли они с противоположной стороны. И спокойно прошли бы мимо, вот только один студент вдруг ткнул пальцем в сторону Рами и выкрикнул:

– Что это? Вы это видели?

Его друзья со смехом оттащили его.

– Да брось, Марк, – сказал один. – Пусть себе идут.

– Нет, погоди, – ответил Марк и вырвался из рук товарищей. Он замер, прищурившись на Рами в пьяной сосредоточенности. Его рука зависла в воздухе, все еще указывая на Рами. – Да вы только посмотрите на него! Видите?

– Пожалуйста, Марк, – сказал тот, что стоял дальше всех. – Не глупи.

Больше никто из них не смеялся.

– Он же индус, – не унимался Марк. – Что здесь делает индус?

– Иногда они приезжают в Оксфорд, – сказал кто-то из его товарищей. – Вспомни тех двух иностранцев на прошлой неделе, персидских султанов, или кто они там были…

– Кажется, припоминаю – те, в тюрбанах…

– Но он в мантии. Эй! – прокричал Марк, обращаясь к Рами. – Как ты достал эту одежду?

Его тон стал угрожающим. Атмосфера накалилась, студенческое братство, если и было, испарилось.

– Ты не имеешь права носить мантию, – настаивал Марк. – Сними ее.

Рами шагнул вперед.

Робин схватил его за руку.

– Не надо.

– Эй, я с тобой говорю! – Марк уже пересекал улицу и шел к ним. – В чем дело? Не говоришь по-английски? Сними мантию, ясно тебе? Сними!

Рами явно хотелось подраться – он сжал кулаки и чуть присел, готовясь к броску. Если Марк подойдет ближе, стычка кончится кровью.

И Робин побежал.

Он ненавидел себя за это, чувствовал себя трусом, но не представлял, что еще можно сделать для предотвращения катастрофы. Потому что он знал – ошарашенный, Рами последует за ним. И в самом деле, через несколько секунд он услышал за спиной шаги Рами, его тяжелое дыхание и ругательства, которые он бормотал себе под нос, пока они неслись по Холивелл.

А вслед раздавался смех, опять смех, только теперь уже не порожденный весельем. Студенты Баллиола улюлюкали, как обезьяны; их гогот отражался от кирпичных стен с удлиняющимися тенями. На мгновение Робин испугался, что за ними гонятся, что обидчики следуют по пятам – отовсюду доносились шаги. Но это лишь стучала кровь в ушах. Те студенты их не преследовали: они были слишком пьяны, слишком взбудоражены и, конечно, уже занялись поисками следующего развлечения.

Но Робин все равно не остановился, пока они не добежали до Хай-стрит. Вокруг не было ни души. Только они одни тяжело дышали в темноте.

– Проклятье, – пробормотал Рами. – Проклятье.

– Прости, – сказал Робин.

– Не извиняйся, – отозвался Рами, хотя и не посмотрел Робину в лицо. – Ты поступил правильно.

Робин сомневался, что хоть один из них в это верит.

Теперь они оказались гораздо дальше от дома, но хотя бы вновь вернулись под свет фонарей и могли увидеть приближающуюся беду.

Некоторое время они шли молча. Робин не мог придумать ничего подходящего, все приходившие на ум слова тут же вязли на языке.

– Проклятье, – повторил Рами. Он резко остановился, положив руку на сумку. – Кажется… Погоди. – Он покопался в книгах и снова выругался. – Я потерял свой блокнот.

Внутри у Робина все сжалось.

– На Холивелл?

– В библиотеке. – Рами прижал кончики пальцев к переносице и простонал. – И знаю, где он – в углу стола, я собирался положить его сверху, потому что боялся помять, но так устал, что, видимо, забыл.

– А это не может подождать до завтра? Вряд ли библиотекарь станет его трогать, а если и уберет, мы можем просто спросить…

– Нет, там мои заметки, и я боюсь, что завтра нас попросят их прочесть. Я должен вернуться…

– Я сам его принесу, – поспешил сказать Робин.

Ему казалось правильным, необходимым загладить свою вину.

Рами нахмурился.

– Ты уверен?

В его голосе не было раздражения. Они оба знали то, что Робин не решался высказать вслух: в темноте Робин может сойти за белого, и если он наткнется на тех студентов из Баллиола, они не обратят на него внимания.