Время ушельцев (СИ) - Филимонов Сергей "протоиерей"

— Как в розыске? — пробормотал уже совершенно одуревший Андрей. — И даже не задержан?

— А основания? — грустно усмехнулся Коптев. — Понимаете ли, лейтенант, тут возникает серьезная проблема: либо Латвия является суверенным государством, либо не является. В первом случае Тоффель — не латвийский подданный и латвийскому суду не подсуден, а во втором — он вообще преступления не совершал, он агитировал не за расчленение СССР, а против. Уж кто-кто, а Тоффель это прекрасно понимает.

— Минуточку! — воскликнул Андрей. — Так что же получается: «Иггдрасиль» — это организация ушельцев?

— Как вы сказали?

— Ушельцев. Они так себя называют.

— Вот как… — задумчиво протянул Коптев. — Организация ушельцев во главе с Тоффелем? Это серьезно. Но это пока бездоказательно. Если мы заявимся в прокуратуру с такой версией и подкрепим ее такими аргументами — нам в лучшем случае только откажут в возбуждении уголовного дела. А в худшем — направят обоих на психэкспертизу. А вот если вам удастся добыть хоть какие-то доказательства, то можно спокойно объединять два дела в одно. Ясно?

— Ясно. Разрешите идти?

— Идите. Желаю удачи!

Мне почему-то кажется, что эту запись я должна сделать не после похода в Мидгард, как делала это всегда, а прямо сейчас.

Дело в том, что сегодня, 26 декабря, примерно два часа назад неожиданно позвонил Фаланд. Как только я сказала ему, что мои родители уехали в дом отдыха, он невесело усмехнулся:

— Посреди зимы? Это было бы смешно, когда бы не было так удачно. Ты нам сейчас очень нужна. Можешь быть через полчаса в Пушкинском сквере?

— Конечно. А что случилось?

— Не телефонный разговор. Приезжай, жду — отрезал он и повесил трубку, едва я успела пробормотать что-то насчет «сейчас приеду».

Он действительно ждал меня там, расслабленно откинувшись на спинку гранитной скамьи.

— Прежде всего можешь меня поздравить, — сказал Фаланд, едва я успела поздороваться с ним. — Ланх умер. С самого начала войны о нем не было ни слуху ни духу. В конце концов было решено войти в его башню. Бассос — он Мастер Путей, хотя ты его, наверное, не знаешь — открыл туда канал, и другой Мастер — Соронвэ — туда просочился. А Ланх сидит за столом мертвый, и трубка с трын-травой в пальцах зажата. Что самое забавное, труп не разложился, а высох. Скорее всего, он в последнее время и не ел ничего, только наркоманил. Да, так с чем поздравить-то: главой Совета Братства вместо него избран я. Предлагали Мерлину, но он отказался. Причины объяснять не стал, сказал, скоро сами все узнаете. Так что выбрали меня. И, скорее всего, это наша последняя встреча здесь. В ближайшие несколько дней я уйду.

— И ты только из-за этого хотел меня видеть? — изумилась я.

— Нет, не только, — ответил он. — И не столько. Дело скверное, предупреждаю об этом сразу. Ты помнишь, как угодила в Иффарин?

— Еще бы!

— Так вот: нам нужен проводник для небольшого отряда.

— Артур же знает дорогу.

— Ему нельзя.

— Ну, нельзя так нельзя. Ладно, проведу.

— Подожди, это еще не все. Нам нужен проводник, который мог бы ориентироваться в подземельях Клингзора.

— Что?! — у меня даже потемнело в глазах. — Туда?

— Туда… Понимаешь, какое дело: вчера ночью иффаринские партизаны совершили налет на замок. Повредить они его повредили, но не разрушили. Да это и невозможно, пока не уничтожено средоточие Силы Врага.

— «А смерть Кощея в игле, а игла в яйце, а яйцо в утке, а утка в море плавает», — невесело процитировала я.

— Примерно так. Только смерть Клингзора уже не в яйце, а в руках у нас. И вряд ли он догадывается, что мы хотим сделать с этим… э-э… предметом Силы.

— Ясно что: уничтожить.

— Для него это не так ясно. Но не это главное. Во время налета удалось сбежать одному из пленных, партизаны его подобрали. Так вот, по его словам, в подземельях сейчас около пятидесяти заключенных.

— Наших пленных?

— Да. И их надо освободить, пока, как ты выражаешься, «Кощеева смерть» все еще на конце иглы. Только там не смерть Клингзора, а вся его мощь. Плетения заклятий, воздвигших замок, замкнуты на этот предмет. Если его уничтожить, Враг будет лишен Силы и погибнет. Но при этом рухнет и замок. Вместе с несчетным количеством иркунов и пятью десятками наших пленных, которых там держат в заложниках.

Наверное, я долго молчала, потому что Фаланд неожиданно прибавил:

— Понимаешь, Алиса… Ты вправе отказаться, тебя за это никто не осудит.

— Я пойду. А кто со мной?

— Трое. Тилис, Нельда и тот пленный, что сбежал.

— Где они будут меня ждать?

— В Замке Семи Дорог завтра утром.

Мне осталось совсем немного времени. Утром я ухожу в Мидгард, и очень вероятно, что не вернусь вообще.

Да, конечно, я могла бы и отказаться. Но слишком уж крепко ввязалась я в дела этого мира, оторвать уже невозможно. Владычица Двимордена была права: если я уйду из Мидгарда, я никогда не смогу себе этого простить.

И потому я не буду писать здесь «до свидания». Правильнее будет написать «прощайте».

На этом Алисин дневник оканчивался.

Дальше не было ничего. Андрей захлопнул тетрадь, распахнул ящик письменного стола и выхватил оттуда табельный ПМ. Сунув его в карман, он быстро сбежал вниз по лестнице и помчался в сторону улицы Рокоссовского.

Андрей шагнул в дыру. Он ожидал всего: удара мечом, пули в лоб, рукопашной схватки с неведомыми тварями… Но вместо этого он услышал за своей спиной иронический голос:

— Вы, кажется, собираетесь попасть в Мидгард с этой железкой?

Андрей резко обернулся. Он стоял во дворе «старого замка» на улице Рокоссовского. А через решетку на него насмешливо смотрел худой горбоносый мужчина лет пятидесяти.

— Кто вы такой? — спросил у него Андрей. — И что вам за дело до того, куда я собираюсь?

— Дело очень простое: с запрещенным оружием вы туда не попадете. Да и с вашим складом ума, скорее всего, тоже. Хотя вы еще не вполне безнадежны, мне про вас кое-что рассказывали.

— Гэндальф?

— Да, это имя он тоже носил. Послушайте, а что это мы с вами через решетку разговариваем?

Андрей пролез через дырку в обратном направлении.

— И все-таки: кто вы такой? — резонно повторил он свой вопрос.

— Ну хорошо, моя фамилия Тоффель, но вряд ли она вам о чем-либо говорит.

— Документы! — властно потребовал Андрей. — Так… Вы — гражданин Тоффель Мефодий Исакович?

— Совершенно верно.

Взгляд Андрея случайно упал на подпись под фотографией. Он не поверил своим глазам. Чуть пониже сухой печати специальными черными чернилами было четко выведено:

— Вы… вы…Мефистофель? — пробормотал совершенно ошеломленный Андрей. — Вы… Сатана?!

— Тьфу! Ну сколько можно выслушивать эту клевету! Да будь я Сатаной, разве помешал бы я Фаусту отравиться? Пусть бы он себе помер без покаяния, если уж ему так приспичило. А я вместо того вытряс из него клятву, что он и не помыслит о смерти, пока не скажет: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно». Да еще потом показывал все чудеса Живого Мира, чтоб бедняжка не переживал, был доволен жизнью и, упаси Всеединый, не помер бы в отчаянии. И ведь добился я таки своего! — темные глаза Фаланда засветились радостью. — Да, он умер, но умер в миг наивысшего подъема духа — и потому был спасен.

Знаю, знаю, что вы сейчас скажете! — воскликнул Фаланд, хотя Андрей не собирался ничего говорить. — Если бы Фауст отравился, не было бы и драмы. Так? Да нет, не так. Во-первых, Гете написал «Вертера». Чем не сюжет для драмы? И тут же параллельная сюжетная линия: как Сатана потихоньку-полегоньку овладевает душой Фауста и не дает ему взамен ничего. Нет, до чего все-таки дошло искажение этого мира! Нас уже и в дьяволы записывают.