Грех и шоколад - Брин К. Ф.

Глава 12

Алексис

Стоя перед потертой деревянной дверью местного ирландского паба, я сделала глубокий вдох. Зеленая краска на двери облупилась, и под ней виднелась старая выцветшая коричневая. Ночь накрыла сырые улицы, густой туман не оставил даже намека на луну или звезды. Мысли мои мутились: разум еще не оправился от всего, что случилось за день; тело ломило от усталости и тревоги.

Исцеление Мордекая шло с впечатляющей скоростью. Куда быстрее, чем прежде. Это свидетельствовало о том, какой огромной магической силой он обладает на самом деле. И какой же позор: вожак его стаи хочет его смерти, а у меня нет возможности предоставить мальчику магическую медицинскую помощь, потому что если бы он выздоровел, то стал бы неудержим.

Но вылечить его – слишком большая мечта. По крайней мере на сегодняшний день.

Мечтай о малом.

У него есть лекарства на три месяца. Ну, в худшем случае, на два, если он будет продолжать нуждаться в них так, как в последние недели.

Маленькое чудо номер один.

Дейзи пребывала в абсолютной уверенности, что Денни не сдаст ее своему отцу. Вообще-то, когда она позвонила ему, чтобы пригрозить еще разок, он из кожи вон лез, рассыпаясь в извинениях за свое поведение. Он просто умолял, чтобы они остались друзьями.

Он, кажется, сказал своему отцу, что слышал о каких-то иногородних бандитах, промышляющих в Сан-Франциско, добывая магические припасы, чтобы переправить их в Лос-Анджелес и выгодно продать. А поскольку Лос-Анджелес пытался искоренить всех своих магов, и многие из тех, кто победнее, не имели средств выбраться оттуда, они отчаянно нуждались в препаратах, к которым привыкли.

Может, этот Денни не так уж и туп.

Дейзи вне подозрений.

Маленькое чудо номер два.

И у меня есть деньги, поскольку мне не нужно покупать Мордекаю лекарство.

Хотя, конечно, нет работы.

Это минус.

И последнее чудо: дети, объединившись, выставили меня из дома. Выгнали, по сути, чтобы я напилась до бесчувствия и на несколько часов забыла о своих невзгодах.

В такие моменты они больше походили на друзей по комнате, чем на подопечных, и я нежно любила их за это, поскольку мне определенно нужна была передышка от постоянных тревог, связанных с мыслями о будущем. О работе, которую мне нужно найти. О том, что случится, когда сыворотка снова закончится. О том, как сбыть украденное у ветеринара, не вляпавшись в проблемы с властями или, и того хуже, наркосиндикатами, обладающими оружием посерьезнее алюминиевой биты и неработающего баллончика с перцовым газом.

Да. Мне нужно было забыть обо всем этом хоть на пару часов.

Дейзи даже навязала мне часть денег – на тот случай, если бар вдруг решит прекратить поить меня на халяву.

Фыркнув, я заставила себя открыть дверь.

Скорее ад заледенеет, чем Майлз, владелец бара и мой бывший, перестанет угощать меня пивом. Он, не-ирландец, владеющий грязным «ирландским» пабом, полагал, что лишь тот, кто катится в пропасть, примет столь вопиющую жалость. Он восхищался и чванился тем, что у меня явно не осталось ни грамма гордости. Пусть знает, что потеряла, бросив меня, наверняка думает он. И посмотрите теперь на нее – как она нуждается в моей снисходительности!

Я хихикнула.

Гордости у меня хоть отбавляй. И хоть отбавляй уличной смекалки. Материнские аферы принесли мне куда больше, чем дармовой мобильник.

Жалость берет при виде моих тонких руки и тощего тельца, и ты позволяешь мне прошмыгнуть в тренажерный зал?

Да пожалуйста.

Хочешь заработать очки к карме, позволив уличной сопливке вроде меня отираться рядышком на уроках боевых искусств?

Отлично.

Нужно заполнить квоту малообеспеченных детей в твоей танцевальной студии?

Я в игре.

Я научилась многому, узнала куда больше, чем какой-нибудь богатый ребенок, а все потому, что выглядела ужасно и не говорила «нет», когда кто-то предлагал мне халяву. Если люди хотели помочь мне, я с радостью им это позволяла.

Я бросила взгляд на растрескавшийся тротуар и чахлые кусты, окаймляющие дорожку к бару. На стоянке, далеко в стороне, обосновалось всего несколько машин; большинство изрядно потасканных битых авто выстроились вдоль улицы. Мимо них, горбясь, тащился грузный мужчина.

Это была не лучшая часть города, хотя она и жалась к стене магической зоны. А может, и потому, что жалась к стене, хотя и находилась в запущенной части зоны двойного сообщества. Мы видели прекрасную погоду по ту сторону шестифутовой ограды, и это напоминало нам о том, что Валенс заботится о своей территории, благословляя ее своими магическими способностями. Ясное небо, которому иногда случалось потеснить наш туман, заставляло задуматься о том, какие чистые и ухоженные дома стоят там. У живущих за стеной были деньги (как правило) и качественная еда (вероятно). Была хорошая работа (я полагаю) и доступ к самым лучшим вещам (ублюдки).

А что было у нас? Скверный нрав и мало что вдобавок.

С другой стороны, у нас были свободные порядки и перегруженные, не справляющиеся со своими обязанностями правоохранительные органы. И прикрытие анонимности. За нами не следили, не заставляли содержать наше барахло в отличном состоянии. Мы могли жить спокойно, пускай и среди растрескавшегося бетона и паршивой погоды.

А они пусть кичатся своими чистенькими домиками. Меня свободные порядки вполне устраивают, спасибо большое.

– Не тяни время, Алексис, иди напейся, – пробормотала я себе под нос.

Эта прогулка почему-то перестала казаться мне чудом средней величины – скорее уж рутинной работой. Я уже начала думать, что дети прогнали меня, чтобы оставить дом в своем распоряжении и отдохнуть от моего раздражающего присутствия, маленькие паршивцы.

Я стиснула ручку, рывком распахнула дверь и шагнула в тускло освещенный зал. Под потолком над головой тянулись деревянные балки, скрадывая пространство. Стены были увешаны картинными рамами, вплотную прижавшимися друг к другу, в большинстве своем кривоватыми и перекошенными. Пустые столы и задвинутые под них стулья теснились у дальней стены, оставляя достаточно места, чтобы пройти в заднюю комнату. С одной стороны несколько парней околачивались у потертого бильярдного стола, установленного рядом с танцполом, приткнувшимся к музыкальному автомату с возмутительными ценами; с другой небольшим полукругом изгибалась барная стойка, вдоль которой стояли стулья с высокими спинками – по большей части занятые.

В шесть вечера тут сидели в основном завсегдатаи – смотрели телевизор или пялились в никуда, удовлетворенные собственным обществом. Для полноценной тусовки еще слишком рано, но позже сюда непременно завалится толпа, магов и не-магов, желающих выпить напоследок в соседнем баре, прежде чем двинуться по домам.

Вместо моего привычного, крепкого, магически защищенного стула стоял какой-то ломаный кривоногий деревянный уродец. Остановившись, я бросила взгляд на Мика, самого козлистого козла в этом баре, сидящего у стены, сокращая тем самым число людей, которые могут попытаться заговорить с ним. Он отчасти был причиной того, что мое место всегда оставалось свободным – собственно, именно поэтому это свободное место и стало когда-то моим.

– Это что такое? – прорычала я. На такой язык Мик реагировал лучше всего.

Он уставился на стул дивными блекло-голубыми глазами – лучшим и единственным, что заслуживало в нем внимания. Краснощекое, обожженное солнцем лицо осталось абсолютно равнодушным.

– Кака-та жирна с-сука взяла тв’й с-стул, – сказал он с сильным ирландским акцентом.

– О. Ты назвал его «моим». Ты, верно, уже привык ко мне.

Рассмеявшись, я окинула взглядом бар. Я привыкла слышать от Мика слово на «с» – и знала, что он никогда не использует его по отношению к женщине, если только не пьян в стельку и не нарывается на драку – женщины в этом баре с радостью отлупили бы его. Данный термин он, как правило, приберегал для мужчин и неодушевленных предметов. А значит, мой стул взял крупный, грузный или коренастый мужчина.