Александра Верёвкина - Осколки вечности
Реакция вышла непреднамеренной, что не помешало мне выплеснуть на Лео недельный запас агрессивности и тем самым сбить его с толку. Очевидно, столь дерзкий ответ не пришелся заядлому кровопийце по душе, потому как в следующее мгновение его лицо ознаменовалось крайней степенью бешенства, разве что без пены у рта. Я в страхе отклонилась назад, запоздало прикусив остренький язычок, и попыталась переосмыслить признание. Он любит меня?
— Вот и славно, — волевым усилием парень обрел самообладание, наконец избавил меня от своих удушающих объятий и, скрывшись из поля зрения на миг, вопреки этикету уселся на обеденный стол с тарелкой чужого завтрака. — Рад, что ты вспомнила о речевых навыках. В тишине нам было бы скучно. Итак, есть предложения?
Я не совсем поняла интонации, с которыми прозвучала последняя фраза. То ли вопросительные, то ли восклицательные, а все из-за переизбытка хлопьев, поэтому поддерживать диалог не спешила, терзаясь тщедушной толикой вины. Мне ведь известно, каково быть проигнорированным, незамеченным. Словно талантливый глашатай, напрасно надрывающий связки в толпе глухонемых. Джей так же отмахивался от моих щепетильных излияний. В то же время, что я должна произнести? 'Спасибо, Лео, за искренность?'. Но у меня нет ни единой уверенности в ее наличии. Или отделаться завуалированным отказом? Мол, ты мне симпатичен, конечно, когда не мерзок до потери пульса, однако сердцу не прикажешь…и дальше изворачиваться до бесконечности.
Так и не найдя ярко горящей таблички 'Правильно' в этом маловразумительном тоннеле непостижимых эмоций, я предпочла вернуться наверх, где забаррикадировалась в ванной со сменной одеждой, и в процессе умывания целенаправленно избавилась от стрекота миллиардов мыслей. Избегать Леандра у меня не выйдет, не те физические способности. Тем более его хитрость и изворотливый ум играют против бессильной Астрид. Родителей нет, подруга далеко, на Майнера вряд ли приходится рассчитывать, остается лишь уповать на твердость своего характера и врожденную стойкость. Впрочем…есть Киви! И общественные места, круглосуточный кинотеатр, многолюдный центральный парк. Пригодная альтернатива для тех, кто чурается зловонной ситуации 'наедине с шизоидным вампиром'. Я, к слову, из их числа.
Решительно сверившись с убежденным в своей правоте отражением в зеркале, я отложила щетку для волос, поправила растянутые плечи у бесформенного свитера жуткой вязки, подтянула ужасные на вид прямые джинсы, делающие меня килограмм на пять полнее, и с молитвой на устах взялась за дверную ручку. План побега из родного гнезда дозревал на ходу и громогласно рухнул в тот момент, когда у подножия лестницы материализовался душеприказчик Сатаны собственной персоной.
— Я уж думал, ты утопилась от счастья. — Столь же выразительный оскал блистал на ехидной морде шакала Табаки из мультфильма 'Маугли', а посему вовсе неудивительно, что мои подошвы прочно укоренились в ступеньке. Лео светился восторгом. Я готовилась к худшему. — Но вернемся к совместному досугу. Как тебе, скажем, пешая прогулка по окрестностям, обед в закусочной, вновь променад на свежем воздухе и куча тайн на сладкое? Например, о нас с Северином. Или с Верджилом. У меня хорошая память, — хвастливо протянул парень, умело подбивая меня дать опрометчивое согласие.
— Два условия, — педагогическим тоном начала я, поднимая вверх указательный палец. — Обо мне не говорим в принципе, раз. И два, никакого вранья наряду с вольностями. Выведешь меня из себя, — предупредительно затряслась я в приступе напускного гнева, конвульсивно выискивая окончание зряшной угрозы. Однако д`Авалос согласился прежде, чем мои со скрипом работающие извилины справились с непосильной задачей.
— Принимается, — еще пуще осклабился наглый тип, галантно предлагая мне ухватиться за согнутый локоток. — Теперь только правду, как на исповеди. Спрашивай о чем угодно.
Его жертвенный тон наряду с избитыми ужимками цирковой обезьянки непостижимым образом успокаивали и внушали доверие. И пусть любование островками дикой флоры и фауны за пределами поместья получилось весьма безрадостным, мне удалось урвать крохотный кусочек удовлетворения. Заливистое чириканье птиц, убаюкивающий шепот редкой листвы на деревьях, ласкающий шелест пожухлой травы под ногами, неугомонное солнце, слепящее глаза сквозь ветвистые кроны, и прочная атмосфера арктического уединения сопровождали нас всю дорогу. В какое-то мгновение мне даже стало казаться, будто утреннего монолога не было, как и предыдущего трехдневного отказа от вербальной сноровки. Мы немного и вполне безобидно шутили, болтая на отвлеченные темы, пока не перешли к основному витку разговора. Я специально приберегла заветное имя на обеденный промежуток, поэтому обратилась непосредственно к Охотнику.
— Каюсь, не смог сразу вскрыть все карты, — неожиданно обратился вампир в пространство, уворачиваясь от моего встревоженного взгляда. — Северин…в общем, об этом никто не знает, в том числе и Габсбург. Я стыжусь правды, она выставляет меня бескрайним глупцом. Короче, — удрученно почесал он затылок, путем титанического вдоха собираясь с духом, — отец он мне. В смысле, не просто создатель, но и…
— Чего? — аккуратно округлила я очи, останавливаясь посреди извилистой тропинки с неприлично разинутым ртом. — То есть как отец?
— Ну отчим, — неохотно буркнул Лео, смутившись моим концентрированным изумлением. — Родной отец-то умер, когда мне было три. А затем появился отчим, помнишь? — я быстро сориентировалась в прошлых россказнях и утвердительно мотнула головой. — Им и стал Северин. Я уже говорил, у него имеется пара вредных привычек. Женщины и дети. Сначала сей господин влюбляется, хотя эту его черную страсть с огро-омной натяжкой можно так назвать, затем женится, усыновляет всех предложенных отпрысков и терпеливо ждет конца спектакля. На нашу беду, мы с матерью угодили в сценарий на главные роли. Без понятия, кого из нас этот гремлин выбрал в первую очередь, меня или латиноамериканку, славящуюся своей красотой на все Мехико. Важно то, что он четырежды клялся мне в отчаянной невиновности. Типа о его бессмертии никто не знал, жену он никогда не кусал. И тому есть якобы неопровержимые доказательства, в мою сторону ведь 'батенька' клыки не скалил, а детская кровь отличное лакомство. Кстати, сам никогда не пробовал, если что. Ну вот, опять возвращаемся на три сотни лет назад. Пятнадцать лет они с матушкой, глупой курицей, прожили душа в душу. Куда смотрела эта сеньора и почему не заметила у мужа признаков отсутствия старения, мне неведомо. Вероятно, глаза застила редкая для наших краев смазливость избранника. Два метра от макушки до газона, светловолосый, белокожий, с крепкими зубами а-ля арабский скакун и полный комплект волевых качеств. Характер у него, знаешь, зверский, силища немереная, взгляд, как у оголодавшего льва. Дела на плантации живо поперли в гору, и уже к концу года мы с матерью купались в роскоши и уважении. Хотя мне все эти сливки кайфовой жизни были до известного места. Я тосковал по отцу, ненавидел мать за предательство и смертельно боялся громилу-отчима. Кажется, возраст-то несознательный, всего три года, но в те времена детство заканчивалось гораздо раньше. Болезнь папы сказалась на мне, навсегда отложилась в памяти картина того, как он кашлял кровью и в бреду отстреливал воображаемых племенных индейцев-язычников. Потом умерла мать, и неприязнь к Северину стала возрастать в геометрической прогрессии. Я винил его во всех бедах, втайне копил изнутри запас агрессии и в один далеко не прекрасный день выплеснул ее наружу. Не было никакого бара и алкоголя, та часть стянута из рассказов Верджила про обращение. Однажды ночью я просто пришел в спальню к отчиму и в порыве ярости попытался заколоть его ножом. Кто ж знал, что верзила не спит и слышит каждый мой шаг! В итоге в действие пришла поговорка: 'Кто к нам с мечом придет, тот от него и скопытится'. Первый же пропущенный удар отозвался дикой болью в позвоночнике. Вроде проклятский проклятка и не хотел меня калечить, по его словам, разумеется, а получилось скверно. Гудман говорил, будто спасти мою никчемную жизнь уже было невозможно, на горизонте маячила перспектива паралича нижних конечностей, поэтому он занялся превращением. Только я в это тупое треньканье не верю. Каждый мой 'братик' волею случая оказывался на пороге преисподней, и всякий раз бесценную душеньку героически спасал всевидящий благодетель, поставивший раздачу вечности на поток. Думаю, это он убивал матерей, дабы взрастить в пасынках нечеловеческую тягу к отмщению, благодаря которой есть вероятность присоединиться к вурдалакам. Вот такая тварь семи веков отроду, — печально завершил свое сокрытое тенью обиды повествование Леандр, меланхолично направляя меня обратно к поместью.
