Алёна Реброва - Пути неисповедимых
— Боишься, что однажды я стану чокнутым охотником на грешников? — невесело усмехнулся Арланд, сидевший возле Бэйр, согнув одну ноги в коленях: одну на земле, а другую так, чтобы было удобно опереться на нее локтем. Он тоже смотрел в огонь.
— От тебя всякого можно ожидать.
— Не бойся за меня, я не пропаду, — уверенно сказал Арланд. — Закая инквизитор иного рада, чем я. Это не его, он не горит этим так, как я… я же чую в этом деле смысл своей жизни.
— Ваш мир делает с людьми страшные вещи… хотя, в моем мире, если подумать, то же самое, — заметила ведьма. — Но вот если не Закая, то Анук… она ведь тоже пыталась восстановить справедливость, убивала злодеев, по ее мнению. Чем они в итоге отличаются-то? Любой инквизитор может рано или поздно превратиться в Анук, обиженную жизнью маньячку.
— Не скажи, разница между Закаей и Анук большая. Да, она убивала ничтожных людей, которые, по ее мнению, портили мир — с первого взгляда это может показаться похожим и на работу инквизитора. Но это не так. Закая… он знал наши правила и законы и действовал строго по ним, он никогда бы не бросился на того, кто его лично не устраивает. Мои слова доказывает исход нашего дела: если бы Закая не умер, он бы выбил Анук прощение и лечение в одном из наших монастырей, оправдал бы ее, как страдалицу, пожелавшую сделать мир лучше, но ошибившуюся в своих методах — это выходило по законам белых сов. Но он мертв, она убила его, и тем самым доказала, что не боролась она ни за какую справедливость, а просто убивала, кого в голову взбредет. С инквизитором же этого произойти не может… а если произойдет, то он не долго пробудет среди людей…. В общем, за меня не бойся. Лучше задумайся о себе, — он повернулся к Бэйр и посмотрел на нее пугающе многозначительно.
— Что ты имеешь ввиду? — насторожившись, она вопросительно наклонила голову.
— Ты меняешься, Бэйри… Ты становишься ведьмой, как та. Я боюсь за тебя, — серьезно сказал Арланд. Что он такое говорит?…
— Я… это просто игры памяти, рано или поздно это прекратится, — неуверенно ответила она. — Я многое забыла… действительно многое. После тех моих махинаций с душой Дейка я не помню даже того, что было в моей книге, которая раньше формировала мое отношение к этому миру, какие-то мои постулаты, что ли?… Теперь я знаю кое-что о своих силах и возможностях, знаю, что у меня в руках немалая власть… это тоже должно как-то влиять на меня. Но неужели все настолько плохо? — откинув черную челку, она внимательно посмотрела в лицо Арланду. Ее прекрасные черные глаза засветились от света пламени, как звезды.
— Может, и нет, — сказал он, несколько секунд недвижно смотря на ведьму. — Я не знаю, что еще в тебе откроется, если ты нырнешь в свое могущество. Но, думаю, я всегда сумею сдержать тебя, какие бы демоны тобой не завладели… — он улыбнулся, продолжая пристально смотреть на ведьму. В отблесках пламени его лицо напоминало демоническую гримасу, злорадно усмехающуюся чем-то… своей властью, наверное.
— Кажется, один из них вот-вот завладеет мной, и я так чертовски согрешу… — тихо протянула она, как будто подгибаясь под взглядом инквизитора. Ее голос задрожал и мне показалось, что ей страшно, что она тоже испугалась такой страшной морды Арланда.
Сначала я подумал, что мне показалось, что пламя что-то загородило от меня, но потом я понял, что нет. Арланд в самом деле наклонился и нюхал пышные волосы ведьмы, даже касался носом ее виска, а она делала вид, что совсем ничего не замечает, хотя и закрыла глаза, чтобы не видеть его страшного лица.
Это вызвало во мне очень неприятные чувства. Мне Бэйр никогда не позволяла так вести себя, она была против того, чтобы я даже сидел к ней так близко, как сейчас сидел инквизитор. Она говорила, что это невежливо и неприлично, что ей неприятно, когда нарушают ее личное пространство… Хотя, судя по ее напряженной позе и выражению лица, ей и сейчас все это не нравилось, только она ничего не говорила, потому Арланд и не думал прекращать.
Вдруг рука в белой перчатке мелькнула возле талии ведьмы. Длинные пальцы, как лапки паука, настойчиво обхватили ее мягкий живот. С тем же удовольствием, с каким мурлычущий кот мягко скребется когтями по одежде того, кто его гладит, Арланд мял ее кожу сквозь рубашку, уже без стеснения прижимаясь носом к ее волосам. Бэйр при этом не улыбалась, казалось, она едва терпела, прикрыв глаза, но ничего не могла сделать, только руку положила на плечо инквизитора, в бессильной попытке отстранить.
В этих действиях было что-то странное и неестественное. Я никак не мог понять, зачем он делает это. Может, это у Арланда такая особая демонстрация силы? Моральное подавление? Я могу делать тебе неприятно, но ты будешь так мне подчинена, что будешь получать от этого удовольствие?
Какое жуткое извращение! Они же не животные, тогда зачем так делать? Не понимаю!
— Арланд… — Бэйр очнулась от оцепенения и, наконец, заговорила.
— М? — он как будто не расслышал и наклонился к ней, коснувшись кончиком носа ее щеки.
Бэйр вновь замерла, как будто испугавшись, и перестала толкать вцепившиеся в ее кожу пальцы. Она медленно опустила глаза вниз, очень похоже, что в знак полного повиновения. Тогда произошло нечто совсем уж несуразное: Арланд вдруг прижался к ее губам, а рука, держащаяся за талию, резко и властно толкнула ее на грудь инквизитора.
От этого неприятного зрелища у меня закололо где-то в сердце. Я почувствовал, как сильная злость начала растекаться по венам вместе с кровью: от нее задрожали все мышцы в теле. Мне казалось это унизительным, недостойным Бэйр. Невыносимо было смотреть, как он нависал над ней, как она бессильно обмякала в его руках, как он зачем-то мял губами ее губы, что даже выглядело отвратительно… Но я все равно смотрел, потому что отвернуться означало сделать вид, что ничего не происходит, что мне все равно.
А мне не все равно на то, что он с ней делает! Может, я чего-то не знаю, но сердцем чую, что это мерзко, гадко и что это неприятно Бэйр! Если Арланд позволяет себе такое идиотское насилие, значит, уже совсем двинулся… если это так, то мне необходимо сделать все, чтобы он больше не трогал Бэйр, а то неизвестно, чем это может кончиться!
Да когда же это прекратиться!? Почему она не оттолкнет его, не ударит? Почему позволяет так унижать себя? Неужели он настолько ее подавил, что она просто не смеет отказать?
— Хватит, — наконец, Бэйр отстранила его. Я почувствовал в душе такое ликование, как будто сам только что набил змеиную морду Арланда.
Он не ответил, продолжал властно смотреть на нее.
— Если так пойдет дальше… — она судорожно вздохнула, вставая с земли. — Я пойду на реку, — она посмотрела на Арланда, а потом почему-то вдруг быстро кинула взгляд в мою сторону. Я тут же закрыл глаза, хотя их и не было видно под челкой, и сделал вид, что сплю.
