Тэд Уильямс - Война Цветов
— Охрана свободна, — подняв бровь, проронил Чемерица.
— Вы уверены, милорд?.. — Пижма осекся, и констебли отсалютовав, вышли.
— Они оба связаны, отец, — с оттенком гордости сообщил Антон. — И совершенно беспомощны. Одна из новинок моей...
Лорд вышел из-за стола и стал за спиной у Тео. Тот с трудом сохранял спокойствие, несмотря на опасность новых укусов, — близкое соседство Чемерицы вызывало у него озноб. Все равно что Дракула разглядывает твой затылок.
— Это, думаю, больше нам не понадобится, — сказал лорд. Давление на запястья исчезло. Тео почувствовал, что его руки свободны, и их стало покалывать — это восстанавливалось кровообращение.
— Но, отец...
— Не капризничай, Антонинус. Уж не думаешь ли ты в самом деле, что материальные путы лучше моих? — Чемерица снова очутился перед Тео, и палец лорда уперся ему в лоб, не успел Тео глазом моргнуть. Палец оставил на коже обжигающе холодную вмятину. Секунду спустя это ощущение сделалось менее острым, но зато стало распространяться по коже, проникая в мышцы и оплетая шипами позвоночник. — Ты будешь делать все, что я тебе прикажу, — сказал Чемерица. — Пойдешь туда, куда я велю. А пока что стой, слушай и говори лишь в том случае, если я задам тебе вопрос.
«Ты ублюдок с трупной рожей», — хотел сказать Тео, но вместо этих слов у него вырвался легкий вздох — как в страшном сне, когда хочешь закричать и не можешь. Чемерица тем временем перешел к Кумберу, с ужасом глядевшему на него.
— Что знает этот? — спросил лорд.
— Возможно, и ничего, — ответил Пижма. — Мы их не допрашивали — привели прямо к вам.
— Не мы, а я, — поправил Антон. — Я отвечал за операцию.
— И принимал решения — не слишком разумные, — сказал его отец. Он тронул пальцем лоб Кумбера, произнес те же слова и повел рукой. На темных стенах, а может быть, и внутри них, загорелись огни, и Тео увидел, что они стоят в большом восьмиугольном зале около сорока футов в сечении, а письменный стол занимает лишь один из его углов.
В стенах имелись окна, придававшие помещению сходство с пентхаусом. Вид на весь Город, который открывался из них, делал дом Чемерицы подлинным пупом Эльфландии. Глядя на эту круговую панораму, Тео обнаружил, что еще обладает некоторой свободой движений — он мог шевелить головой, руками и даже переступать на месте. Он попытался сделать маленький шажок назад и убедился, что такой свободы у него нет. Место, где он стоял, удерживало его, как магнит.
На одной из окраин горел яркий огонь.
— В гавани пожар, Антонинус. Объясни мне его причину.
— В доме Устранителя было п-полно ловушек. — Молодой Чемерица начал вдруг заикаться. — М-мы... мне п-при-шлось...
— Об этом мы поговорим после, — ледяным тоном отрезал Чемерица. — Я недоволен тобой, но сейчас у нас есть дела поважнее. — Он посмотрел куда-то вверх. — Ага, другие уже поднимаются. — Странно безразличный взгляд перешел на Тео. — Ты хочешь сказать что-то. Говори, но используй свой шанс с умом.
Тео проглотил запланированное оскорбление.
— Мой друг сидит у тебя в стеклянной банке. Могу я ее повидать?
Чемерица подумал и кивнул Пижме. Тот подскочил к письменному столу и достал склянку в виде колокола.
— Можешь подойти. Разрешаю вам свидание.
Ни протестов Антона, ни саркастического ответа его отца Тео уже не слушал. Он двинулся к столу, чувствуя себя совершенно нормально, — но как только попробовал чуть-чуть отклониться, нога у него онемела, и он вернул ее на путь истинный.
Перед столом он остановился почти по собственной воле. Кочерыжка стояла под своим колпаком, прижав ладошки к стеклу.
— О, Тео, прости меня. — Он едва слышал ее.
На глаза ему навернулись слезы.
— Это я виноват, а не ты.
Она сказала что-то, но он не расслышал.
— Что-что?
— Ты можешь открыть банку, — сказал Чемерица.
— По-твоему, это разумно, отец?
— Открывай.
Тео только того и хотел, так что это тоже вышло как бы по его собственной воле. Он снял тяжелый стеклянный колпак с основания. Кочерыжка расправила крылышки, вспорхнула и повисла в воздухе перед ним. Она тоже плакала, и это расстроило его сильнее, чем любая боль, которую причиняли ему.
— Мне так жаль, что из-за меня ты влип в такое дерьмо. Правда, Тео.
— Перестань. Ты ни в чем не виновата.
— А кто привел тебя сюда из твоего мира? — Кочерыжка исхудала, побледнела, под глазами легли темные круги.
— Я страшно рад тебя видеть, — сказал он тихо. — Честно. Я... мы с Кумбером думали, что ты умерла.
Она с жалостью взглянула на Кумбера и замерла, увидев, кто стоит рядом с ним.
— Пижма... Ты-то что здесь делаешь, предатель? Я слышала, как Чемерица говорил про тебя — ты продал нас всех, лживая тварь, убийца...
Прежде чем Тео или кто-то другой успел шевельнуться, она пронеслась через комнату и зажужжала вокруг головы Квиллиуса Пижмы, как рассерженная оса.
— Остановите ее! — отмахиваясь, кричал он. — Мое лицо... Прихлопните ее кто-нибудь!
— Подойди к окну, — преспокойно сказал лорд Чемерица.
Тео не понял, к кому тот, собственно, обращается, но тут его собственные ноги пришли в движение и понесли его к ближайшему оконному переплету. Он пытался сопротивляться, но Чемерица словно сидел в его позвоночном столбе и управлял его нервами, как нитями марионетки. Панорама города замигала, заколебалась и начала таять, как мыльный пузырь в замедленном кадре. Позади одного окна открылось другое, точно с таким же видом. Должно быть, у Чемерицы перед окнами помещены зеркала для лучшего контроля над Городом, мельком подумал Тео. У него и пауки, и драконы — все современные удобства. Внешнее окно поднялось вверх, как веко, и Тео ощутил у себя на лице холодное дуновение.
— Стой, Чемерица! — крикнула Кочерыжка. — Я все поняла! Я не трону Пижму, только вели ему остановиться!
Тео, сделав еще три шага, остановился перед самым открытым окном. Пошатываясь на ветру, он чувствовал, как легко будет просто перегнуться вниз и полететь, кружась, с высоты многих сотен футов. Мелкие капли дождя оросили его щеки и лоб. Если Чемерица переоценит выносливость его усталых ног, он упадет непременно...
— Я выпустил тебя из банки, летуница, потому что теперь Фиалка в наших руках и ты не нужна нам больше, — сказал лорд. — Но если ты вздумаешь нападать на моих подчиненных, то станешь для меня помехой. Я не желаю тратить наше время и ронять достоинство, гоняясь за тобой, — я просто напоминаю тебе, кто здесь командует.
Кочерыжка все еще парила над Пижмой — так, чтобы он не мог ее достать.