Ксения Медведевич - Ястреб халифа
Выпустив воздух из груди — оказалось, она сидела, затаив дыхание, — Айша свернулась калачиком на прохладном льне простыней. Потом перевернулась на живот и положила голову на согнутый локоть.
И тут шорох послышался снова — прямо в комнате, со стороны ступеней возвышения. Занавес над ними сняли — и так жара, любая ткань прибавляла духоты. Айша быстро подняла голову и обернулась — никого, серая рассветная хмарь затапливала пустую спальню. Когда же я усну, о Всевышний…
И тут ей на спину кто-то навалился. Взвизгнув, она поддала бедрами, но не сумела сбросить чье-то сильное, хоть и легкое тело — ей намертво прижали оба плеча и принялись мягко щекотать дыханием шею и ухо.
— Тарег, я убью тебя, — свирепо прошипела Айша.
— Я все исправлю, все исправлю, — примирительно замурлыкали ей в ухо.
И гибкий острый язык принялся за правую мочку — выкусывание сережки было его любимым занятием. Тарег нежно прихватывал ухо губами и зубами, поглаживая ее шевелящиеся бедра, поднимая вверх, к талии, тонкий хлопок рубашки. Айша попыталась брыкнуться еще раз, но ее намертво впечатали в покрывала всеми ребрами — и тут же поцеловали в волосы за ухом и предъявили жемчужинку, положив у самого носа.
— Где ты был, о бедствие из бедствий? Ты пропадаешь, приходишь под утро… ах… пугаешь меня… ах, ой!.. до смерти… какой ты нетерпеливый, оойй…
— Я соскучился…
Быстро, в несколько движений, ей откинули волосы с шеи и вцепились зубами в ворот рубашки. Айша ухватилась за край ковра впереди себя, пальцы скользили на тонком до прозрачности льне покрывала, подушку из-под ее головы он уже выкинул подальше, с каждым толчком между бедер ее хватка все слабела, а внутри таяло — пока она не уронила, покорно, голову и руки, лишь время от времени прихватывая в горсть простыни, уже даже и не думая о сопротивлении…
Во время передышки мокрая и совершенно голая Айша решилась пожаловаться:
— Мне было так плохо, так тоскливо, о хабиби, словно какое-то предчувствие пришло — страшно!
Приподнявшись на локте, он с улыбкой заглянул ей в лицо:
— Ну какой же ты все-таки еще человек… Прилив, Айша! Прилив, какие еще предчувствия!
И, потянувшись через ее груди, вытащил из вороха своей одежды маленький золотой флакон с рубиновой граненой крышкой — круглый, плоский, с коротким горлышком, с тонкими извивами чеканки по ободу маленького диска. Похожий на те, в которые торговцы притираниями разливали иноземные духи.
Заинтересовавшись, Айша села на влажных сбитых простынях, наблюдая, как он длинными пальцами свинчивает драгоценную крышечку. И, перевернув флакончик над закрывающим горлышко пальцем — ну точь-в-точь духи, хотя странно, запаха не чувствуется, — встряхивает его.
— Что это? — улыбаясь, спросила она.
На подушечке Тарегова пальца осталась густая капля — непрозрачная, цвета спелой малины. Улыбнувшись в ответ, он поднес ее к губам Айши — мол, попробуй. Любопытно косясь на еще не закрытый флакончик — нерегиль держал его бережно, словно боялся пролить хоть каплю, — она слизнула странную жидкость.
Ударивший в ноздри запах — терпкий, смолистый, можжевеловый — едва не опрокинул ее на спину. А потом она поняла, что все-таки лежит — на спине, хватая воздух, как рыба, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, ни пальцем! Растопыренная, распяленная, как морская звезда из ханаттийских книг о путешествиях, пронзенная во все стороны бьющими сильными лучами, и не хватает воздух, нет — кричит! Кричит — громко — от счастья!!!
Хохоча до слез, Тарег залеплял ей рот ладонями, наваливаясь на грудь:
— Ой! Ой, пожалей прислугу, сейчас налетят, не отобьемся!
Слезы — счастья, острого, огромного, невиданного, — заливали глаза и ей. Отбиваясь от его рук, Айша выворачивала голову и ахала, колотя ногами и руками в каком-то детском, дурацком, бездумном самозабвении. И тогда, отчаявшись закрыть ей рот ладонями, смеющийся Тарег прижался к ее губам своими — и солнце за занавесом показалось Айше тусклым и пасмурным, по сравнению с тем, что вспыхнуло у нее под веками. И еще она осознала, что до этого мига ничего не умела и не испытывала, не чувствовала и не знала, — а теперь вдруг все поняла, хоть и не могла сказать, что.
И Тарег, глядя на нее широко-широко распахнутыми глазами, сказал:
— Это красный лев, любимая. Красный лев.
Все еще тяжело дыша, Айша переспросила:
— Что?
— Эликсир бессмертия.
Слегка отодвинувшись, она настороженно осмотрела уже закрытый флакончик — золотой кругляш невинно блестел на ковре у края покрывал. И обескураженно глянула на Тарега:
— Но…
— Не бойся, — мягко сказал он, приложив ей палец к губам. — Ничего не бойся. Теперь тебе нечего бояться, хабиби. Ни Прилива. Ни старости. Ни смерти. Потому что теперь ты сможешь выносить нашего ребенка — и твое тело не предаст тебя. Ты не сгоришь, как мотылек, от моего пламени — и мы будем навеки вместе.
— Мне страшно, Тай, — прошептала она, пытаясь вместить в себя необъятность этого известия.
— Это все жара, — мягко улыбнулся он, кладя руку ей на плечо. — Жара и влажность Тиджра — здесь как в парилке. Давай уедем в горы, там прохладно и меньше лишних глаз и ушей…
— Да, — с облегчением кивнула она. — Ты прав. Я смогу тронуться уже через пару дней — в поместье не нужно брать много вещей …
— Я приеду к тебе чуть позже, чтобы не вызывать подозрений, — блестя глазами, согласился Тарег.
— Ты будешь осторожен, обещаешь? — погрозила Айша пальцем.
— Обещаю, — улыбнулся он в ответ.
И осторожно приблизил свое лицо к ее лицу и нежно поцеловал в губы:
— Обещаю, любимая.
Накинув на плечи простыню, Айша зябко поежилась — ну что за беда с этими стенами, то рядом с ними жарко, то холодно до дрожи. Выскользнувший в сад Тарег мгновенно затерялся в полутенях шевелящихся пальмовых листьев, и она снова осталась одна в пустых комнатах. За занавесями стало совсем светло.
День обещал быть ярким, без дымки, на лазоревом небе не видно было ни облачка. Сбросив простыню, Айша потянулась за рубашкой. Влажная ткань неприятно облепила тело — а не сходить ли мне в хаммам… И она оглянулась на ведущие в соседний зал пологие ступени — кликнуть невольниц.
У розовой колонны арки шевельнулась тень. Имя Зайтун замерло у нее на губах, и страшное, ледяное оцепенение сковало все члены тела.
— Тай! — сдавленно, как в кошмаре, пискнула она.
И как в кошмаре, голос не слушался. Тай, вернись, вернись!..
— Вам нечего опасаться, о госпожа. Я ваш верный слуга.
