Александр Гарин - Пути стражей
Горящие желтым глаза гостьи сузились. Она шагнула вперед, вновь оказавшись в непосредственной близости от капитана.
- Не отворачивайся ты, храмовник. Должна я получить книгу эту. Не себя - мира ради я стараюсь. Понять тебе стоит.
Хосек взглянул на нее исподлобья. Теперь он уже не скрывал своих настроений, искренне тяготясь обществом назойливой посетительницы.
- Рассказывай, - тем не менее, серьезно и терпеливо потребовал он.
Какое-то время женщина молчала, точно прикидывая, стоит ли утерянная важная книга того, чтобы открыться врагу. Потом с усилием мотнула головой.
- Не могу. Нельзя. Верни мне гримуар, храмовник. Взамен проклятие сниму. Слово мое.
Капитан устало хмыкнул.
- Если я не буду знать, зачем, ты попусту тратишь время, ведьма. Лучше... уходи сейчас. Пока ты не сказала чего-то такого, после чего я не смогу тебя отпустить... живой.
- Верни гримуар! Для тебя ценности нет в нем. Ты не способен все равно понять, что там, даже если бы читал его. Я же...
- Я читал эту мерзкую книгу, ведьма, - возвысил голос долго сдерживавший гнев сэр Бьорн. - Именно поэтому пока я жив, она не попадет больше в руки таких, как ты или твоя мать. В последний раз говорю тебе - уходи! Или я...
Он не договорил, но этого и не требовалось. Загорелая кожа гостьи пошла красными пятнами. Однако вид возвышавшегося над ней тяжело дышавшего храмовника внезапно будто успокоил ее. Она подняла руку на уровень глаз капитана. Тот следил за движениями тонких пальцев, точно каждый из них мог его укусить.
- А ведь знаю, каково сейчас тебе, - как будто устав спорить, почти ласково проговорила вдруг ведьма, меняя разговор, но не опуская руки. - Нести тяжело бремя это, рыцарь могучий. Годы, месяцы, дни, каждый сердца удар... - она улыбнулась. - О да, умею я чуять... желаний тысячи разрывают теперь даже. Но самое жгучее, что жжет сильнее, чем лириум, что пьешь как воду ты... Что сильнее пламени, которому магов предаете вы неверных... Что жарче светила дневного... - она качнулась вперед, словно принюхиваясь и чуть прикрывая глаза. - Да, это похоть, храмовник! Теперь даже желаешь пустить это пламя... И спалить им нас обоих, - гостья открыла глаза, оказавшись вдруг очень близко от замершего Бьорна. - Вижу, тверд. Иной не смог бы слово матери перебить волей только. И книгу не отдашь, задумал так если.
Хосек сглотнул. Внимательно вглядывавшяся в его лицо ведьма ухмыльнулась.
- Думаешь, победил ты, рыцарь, Церкви верный? Пусть так. Но книга матери моей ненайденной пусть останется. Ни мне. Никому, - она повела плечом. - Ну? Что медлишь ты? Горишь ведь так, что и без магии почуять можно. Так освободи пламя, тебя пожирающее, храмовник. Дай свободу ему!
С последним словом молодая ведьма вдруг резко подалась вперед, впечатывая кончик пальца в покрытый испариной бледный лоб рыцаря и, одновременно, задувая свечу.
Перед взором сэра Бьорна точно одновременно взорвались все звезды. Бросившаяся в его лицо распавшаяся в свирепую пыль ведьма запотрошила глаза, на несколько мгновений лишив зрения и слуха, заставив забыть обо всем. Когда он снова смог видеть и чувствовать, в комнате уже никого не было. Сэр Бьорн встряхнул головой, точно желая сбросить последние крупицы несуществующей пыли, и - вдруг почувствовал знакомое жжение.
К постоянным болям, усиливавшимся после приема очередной порции лириума, он уже успел притерпеться и, как правило, почти их не замечал. Однако, на этот раз исушавшая его изнутри мука не была ровной. Она делалась все сильнее, постепенно из нутра пробирая все мясо до последнего его волокна. Палящий жар поднимался из глубины его естества, пробивая путь на свободу. Не веря себе, сэр Бьорн посмотрел на свои руки. Незащищенная металлом кожа дымилась. Из-под доспеха тоже валил густой дым.
- Проклятая ведьма!
Пламя вспыхнуло, как на просмоленой пакле. Храмовник взвыл, завертевшись, точно гоняющийся за хвостом молодой мабари, более походящий теперь на живой факел. В последних крупицах соображения он бросился к ложу, подхватил с пола стоявший у изголовья кувшин с водой и - опрокинул его на себя.
Огонь продолжал полыхать, словно не заметив усилия его погасить, зато храмовник в единый миг ощутил себя мокрым насквозь. Почти ничего не видя за языками пламени, и не понимая от страшной боли, он сорвал с ложа покрывало и набросил сверху. Однако, несколько мучительных мгновений позволили понять, что толку от этого было не больше, чем от воды.
Помутненное болью сознание предложило ему единственный выход. Задыхаясь и натыкаясь на все подряд, он по стене добрался до окна и распахнул его. Бросившийся в лицо морозный воздух с колкими кристаллами снега ненадолго отрезвили готового уже шагнуть в никуда потерявшего разум рыцаря Церкви. Сквозь полыхание свирепого огня на глаза ему попалась вцепившаяся в каменную кладку стены собственная рука. Несмотря на прорывавшиеся из-под нее языки пламени, кожа по-прежнему оставалась чистой, без обугливания и ожогов.
- Морок! Во имя Создателя, это всего лишь морок!
Дверь в комнату распахнулась. Появившиеся на пороге храмовники в изумлении вытаращились на прислонившегося к стене у окна, беспрестанно корчившегося и слепо шарившего перед собой рукой капитана.
- Сэр! - осмелился подать голос один, видя, что их не замечают. - Сэр...
- Огонь! - Хосек из последних сил бросился на звук голосов, наткнувшись по дороге на стол и заставив рыцарей невольно отшатнуться. - Вы видите на мне огонь???
Храмовники переглянулись.
- Никакого огня нет, капитан.
Не доходя двух шагов до двери, сэр Бьорн согнулся в три погибели, прижимая руки в животу.
- Мага! - сквозь стиснутые зубы едва разборчиво простонал он. - Целителя! Живей!!!
Капитан храмовников очнулся. Он лежал на узком ложе, спиной чувствуя мягкие покалывания меха, а бедрами - небрежно наброшенный кусок полотна. Доспех и одежда сэра Бьорна куда-то исчезли, а то, что его окружало, больше всего напоминало чей-то походный шатер. Капитан не помнил, как он здесь оказался. Он вообще ничего не помнил с того мига, когда, растолкав мешавшихся на пороге рыцарей, выскочил в коридор. Но это не беспокоило сейчас храмовника, а нечто, уже давнее, и забытое, точно сон.