Наталья Васильева - Черная Книга Арды
Положи меня, как перстень, на руку Твою, ибо крепка, как Престол Творца Вседержителя, любовь моя. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением…
Воистину, и в Благословенной Земле кто может поспорить красотой, величием и мудростью с Ним, Королем Мира? Что говорить о Сирых Землях… Правда, она никогда не видела их.
Амариэ Прекрасная рождена в Валиноре.
Амариэ. Имя — предвечный свет Благословенной Земли, звон драгоценных капель, падающих с листвы Золотого Древа, схожей цветом с ее волосами.
Он сказал как-то — Мирэанна. Имя — искрящаяся россыпь бриллиантов. Назвал так — и не ошибся; воистину — Драгоценный Дар, прекраснейшая среди Ванъяр, чьи глаза — яснее неба Валинора, чьи волосы — медленный водопад ясного золота…
Многие смотрят в восхищении на Амариэ Прекрасную; она — словно яркая искра, зажигающая сердца любовью; но для нее существует ли счастье выше, чем сидеть у подножия трона в чертогах на вершине Таникветил и слагать песни во славу — Того, единственного… Пожалуй, только один удостаивается чести хотя бы иногда быть рядом с Амариэ Прекрасной: старший сын Арафинве Златокудрого и Эарвен из Алквалондэ, потомок Избранника Валар Финве — Артафинде Инголдо. Сам он, правда, пренебрегает Высоким Наречием, предпочитая зваться на языке своей матери-тэлерэ — Финдарато. Ее родня? — ей нет до этого дела: к чему родство даже с Королями Элдар той, что стала ученицей самого Короля Мира? Но Амариэ Прекрасной льстит преклонение Артафинде, одного из искуснейших мастеров и певцов народа Нолдор.
О да, она была прекрасна, и сам Куруфинве Феанаро когда-то заглядывался на нее, но ее пугали порывистость и неукротимость Огненной Души: она избегала его.
А потом был освобожден из Чертогов Мандос Враг. Она так и не видела его ни разу — почему-то страшилась; да и Король Мира, кажется, не хотел этого.
…И угас свет Дерев, и мятежные Нолдор покинули берега Земли Бессмертных, и стыла кровь на камнях Алквалондэ… И уходил в неизведанные страшные Смертные Земли Финдарато, унося в сердце тоску о несбывшемся счастье, ибо слишком ясно читал он в душе своей возлюбленной, и в беспечальной земле не было ему места…
— …Учитель, я хочу посмотреть на него.
Манве ласково погладил золотые локоны Амариэ:
— Милое дитя, зачем это тебе?
Девушка надула губки, как обиженный ребенок:
— Ну пожалуйста, Учитель, я хочу посмотреть!
— Это не доставит тебе удовольствия. Он… некрасив.
— Но я хочу этого!
Король Мира вздохнул:
— Я не стану препятствовать тебе, дитя мое. Обещай только, что не станешь испытывать твердость своего сердца, если тебе будет слишком тяжело.
— О, благодарю, благодарю, Учитель! — Лицо Амариэ радостно вспыхнуло, она удивительно грациозным движением опустилась на колени, схватила руку Короля Мира и припала к ней горящими губами.
…Не оступиться. Не упасть. Выдержать.
Сдавленный вскрик.
Он обернулся.
Это лицо. Эти глаза. Он помнил их всех, узнавал их — даже взрослыми, даже ставшими — Эльфами Света.
Йолли, Королева Ирисов, тоненький стебелек… Йолли?..
Красивое нежное лицо искажено гримасой ужаса и отвращения.
Этот безглазый урод и есть тот, кто смел называть себя — братом Короля Мира?! Если бы не неодолимый — до тошноты — ужас, швырнула бы камнем в ненавистное омерзительное лицо… Тварь, тварь, чудовище, порождение бреда… а тут еще это отродье бездны повернулось к ней и смотрит жуткими черными провалами глазниц, смотрит прямо в глаза…
Она рванулась прочь, давясь беззвучным криком, слепо натыкаясь на кого-то, не видя ничего расширенными от страха глазами — добежать, упасть к ногам, спрятать лицо в складках лазурно-золотых одежд… «Учитель, Король мой, спаси меня, помоги мне!..»
Все верно. Нелепо надеяться, что она узнала бы его — таким: в нем ведь ничего прежнего уже не осталось, ничего, что может помнить Йолли. Безглазый урод. Все верно, девочка. Он горько усмехнулся про себя. Что боль в сравнении с этой встречей, с не-узнающим, полным доводящей до безумия брезгливости и страха взглядом той, что была последней Королевой Ирисов…
Выдержать.
Не оступиться. Не упасть. Не закричать, только не закричать, только бы…
Выдержать.
Выдержать.
Выдержать.
— …Учитель… Ох, Учитель… — она горько всхлипывала, уткнувшись лицом в его колени.
— Дитя мое, успокойся…
— Этот… он… он посмотрел на меня… о-о…
— Я ведь предупреждал тебя, дитя мое: не нужно было тебе видеть его.
— Да, да, ты прав, господин мой, ты прав…
Она подняла голову, невольно вспыхнув; в ее взгляде, устремленном снизу вверх в прекрасный лик Короля, не было привычного смирения — его место заняла жгучая ненависть. Она внезапно оскалилась, стиснув маленькие кулачки:
— За одно то, что он посмел назваться твоим… — поперхнулась словом «брат», — за одно это… если бы… я бы сама глаза вырвала!
Это заставило Манве вздрогнуть. И в первый раз благоговейная преданность его ученицы, выплеснувшаяся в этой неожиданно яростной вспышке, испугала его. Он не хотел, чтобы сейчас она оставалась рядом, он почти боялся ее в это мгновение.
Король Мира быстро встал. Прошелся по залу взад-вперед, глядя куда-то мимо нее. Остановился.
— Иди в Сады Ирмо, Амариэ. Пусть сон изгонит из твоей души это страшное воспоминание и вернет покой твоему сердцу.
Она застыла на коленях, глядя на него широко распахнутыми глазами, а через мгновение дрожащим комочком прижалась к его ногам и зашептала сквозь слезы:
— Учитель, не гони меня… Лучше убей… Господин мой, повелитель мой, смилуйся, — я ведь люблю тебя… не гони…
Эта отчаянная мольба тронула Короля Мира. Он поднял ее за плечи — умоляющие, покрасневшие от слез глаза безмолвно кричат о пощаде, пухлые, по-детски нежные губы дрожат, руки — молитвенным жестом сложены на груди.
— Что ты, — как мог, мягко ответил он. — Как же я могу прогнать свою любимую ученицу…
Отчаянно-счастливое лицо:
— Правда? Ты не гневаешься на меня, Учитель?
Манве молча улыбнулся.
— Если ты хочешь, я пойду к Ирмо… Я вернусь и принесу тебе цветов, можно? Можно, да?..
Король Мира остается один. Взгляд его бесцельно скользит по драгоценному узору мозаики. Амариэ. Самое совершенное его творение. Он создал ее, он сам; в ней нет ничего, не вложенного им в эту прекрасную совершенную оболочку, словно драгоценный камень в изысканную оправу. И именно она сейчас пугала его. Почему?
— Я отвечу тебе.
