Наталия Московских - Нити Данталли (СИ)
Приграничный лес, Танская область, Сембра
Двадцать третий день Матира, год 1489 с.д.п.
Харт шумно втянул в себя воздух, потирая ушибленный живот, лежа на земле.
— Проклятье, — процедил он.
— Проклятье здесь ни при чем, — усмехнулся Бенедикт, подавая ученику руку и помогая ему подняться на ноги. — Только твоя неловкость.
Киллиан закатил глаза и ухватился за руку наставника, попутно поднимая меч. Встав на ноги, он перехватил клинок крепче, прищурился и криво ухмыльнулся.
— Если рассчитываете снова разозлить, не получится. Я усвоил урок.
— Хорошо, — улыбнулся Колер, гордо вздернув подбородок. — Только вот злить я тебя не планировал. Твоя неловкость обусловлена исключительно малой практикой, а это можно наверстать, чем мы сейчас и занимаемся. Задатки у тебя прекрасные, так что позаботимся о том, чтобы они не пропали даром. Отдохнул?
Бенедикт, не говоря больше ни слова, тут же перешел в атаку. На этот раз Киллиан держался дольше прежнего. Отразить первый удар наставника ему удалось без труда, о своих старых травмах, которые вновь заставили его пробудиться с криком этой ночью, он уже не думал — научился отвлекаться от них быстрее. Сражался Харт в полную силу, периодически забывая, что бой тренировочный.
Колер невольно улыбался, замечая, как быстро учится молодой жрец. Он видел в этом юноше отличные данные и огромную жажду знаний, которую тому не удавалось утолить в Олсаде.
Киллиану удалось перейти в наступление и даже провести две весьма неплохие атаки. Бенедикт парировал, отскочил от третьего удара и, одновременно атаковав сбоку, сделал противнику быструю подсечку. Харт, неловко переступив с ноги на ногу, удержал равновесие, однако выбить у него из рук меч теперь не составило труда. Молодой человек шумно выдохнул, скрипнув зубами, когда острие меча Бенедикта замерло у самого его горла.
— Как так? — прищурился Колер. — Ни «проклятья», ни «заразы»? Я уже почти привык.
Киллиан усмехнулся, потирая ушибленную рукоятью меча противника кисть правой руки.
— А я вот решил отвыкать, — ухмыльнулся Харт, когда наставник, наконец, убрал клинок. — Правда, не уверен, что быстро получится.
— Хорошо одно то, что ты стараешься.
— Других достижений у меня пока нет, — пожал плечами молодой человек, на миг замерев. Взгляд его остановился на горящем костре.
Бенедикт тяжело вздохнул.
— Киллиан, — серьезно окликнул он.
— Простите, я отвлекся, — покачал головой Харт, отводя глаза от огня.
— Наоборот, слишком сосредоточился. На деле в этом твоя основная беда. Ты слишком глубоко во все погружаешься. Когда сражаешься, тоже. Ты сосредоточен на мече в своей руке, сосредоточен на противнике, и все это по отдельности. О собственном теле ты забываешь совершенно, тебе не удается охватить все сразу. Поэтому так легко тебя обойти, сбить с ног. Тебе нужно тренировать рассеянное внимание. Учиться делать несколько дел одновременно, тогда тебе будет проще следить и за своими движениями, и за клинком, и за противником. Впрочем, когда подучишься технике, все будет выходить проще. Но с точечным вниманием — играючи не получится.
Киллиан вновь мельком посмотрел на костер и перевел взгляд на наставника. Бенедикт тяжело вздохнул, понимая, что молодой человек толком ничего не воспринял из полученной информации.
— Харт, — прищурился он. — Что я тебе только что сказал?
— Что нужно тренировать рассеянное внимание, помнить о своих движениях, переставать так глубоко во все погружаться, — рассеянно повторил молодой человек.
— Совершенно не осмыслил, — усмехнулся Бенедикт. — Но память хорошая. Снова плечо болит?
— Нет, — бегло отозвался Харт, покачав головой и отведя взгляд.
— Лгать старшим нехорошо, между прочим. Ладно, на сегодня закончим занятие.
— Но… — нахмурился молодой человек, решив возразить, однако Бенедикт приподнял руку в останавливающем жесте и махнул рукой в сторону костра.
— Перечить старшим тоже нехорошо. Особенно, когда выспаться у этих самых старших уже которую ночь не выходит. Идем-ка к огню. Нужно отдохнуть.
Киллиан тяжело вздохнул и послушался. Присев к костру, молодой человек несколько минут в молчании смотрел на пламя, затем осторожно потянул к нему руку и бегло поводил ею над огнем. Все это время боковым зрением он чувствовал на себе пристальный взгляд Колера.
— Я не боюсь самого огня… — задумчиво произнес Киллиан, переводя взгляд на старшего жреца.
— Знаю, — кивнул тот. — Ты боишься собственных воспоминаний, связанных с ним.
— Это раздражает, — сжав кулак, буркнул молодой человек.
— Что именно?
— Слабость, — невесело усмехнулся Киллиан в ответ. Бенедикт понимающе улыбнулся.
— Впервые ты говоришь об этом без затравленных глаз.
— Ну, спасибо.
— Я серьезно, — Колер внимательно посмотрел в глаза ученика. — Это важно, Киллиан, пойми это. Ты, наконец, сумел просто признать свою слабость как факт, а не как «проклятье». Она раздражает тебя, а это значит, ты готов бороться с нею. И ты делаешь успехи в этой борьбе — поверь мне, как стороннему наблюдателю.
Харт глубоко вздохнул.
— Бенедикт… — обратился он после долгой паузы. Колер вопросительно кивнул, и молодой человек, виновато улыбнувшись, продолжил, — спасибо вам.
— За то, что казнью Ганса Меррокеля воскресил твои страхи? — нервно усмехнулся старший жрец.
— И за это, пожалуй, тоже. Мне… давно не приходилось ни с кем говорить об этом. В последний раз я рассказывал историю о своих братьях только старшему жрецу в Кроне. В Олсаде я об этом не распространялся — не хотелось. Казалось, я уже начал забывать о том, что произошло в Талверте, а забывать это нельзя. Это опыт, который нужно помнить.
— Вот теперь ты говоришь мудрые вещи, — улыбнулся Бенедикт. — А если серьезно, я рад, что боги уготовили нашу встречу, жрец Харт. Я вижу в тебе очень неплохие задатки, и, если их развить, из тебя выйдет настоящая гроза данталли. Возможно, ты не очистишь мир полностью от этих демонов, но сделаешь для этого очень многое, и моя заслуга в том тоже будет. Если таково мое наследие, я жил не зря.
Киллиан изумленно распахнул глаза.
— Не рассчитывал на такое откровение, — смущенно пробормотал он. — Услышать нечто подобное от вас — честь.
— Перестань, — отмахнулся Колер. — В моем возрасте невольно начинаешь задумываться о том, что после себя оставил. Мой след в истории Арреды уже ничем не смыть: Сто Костров Анкорды вряд ли когда-нибудь забудутся, — на лице старшего жреца Кардении мелькнула невеселая усмешка. — По крайней мере, ближайшие несколько столетий о великой казни будут помнить, а значит, не забудут и палача.
