Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл
И он протянул хоббитам красивые длиннопалые руки.
Целый день они гуляли с ним по лесу, распевали песни и смеялись; а смеялся Стремглав часто. Солнце выглядывало из–за туч — и он смеялся от радости, встречался по пути ручей или родник — Стремглав, смеясь, наклонялся над ним и плескал водой себе на голову и ноги. Он смеялся, услышав непонятный хоббитам шорох в чаще, смеялся шелесту листвы. Увидев рябину, он непременно останавливался, протягивал к ней руки и заводил долгую песню, покачиваясь, словно на ветру.
К ночи он привел хоббитов к себе домой — если, конечно, можно было назвать домом замшелый камень в густой траве под зеленым склоном. Вокруг росли рябины, под боком журчала вода (какой же энтийский дом без воды!): на сей раз это был родник на склоне холма. Брегалад и хоббиты сумерничали, тихо беседуя, пока на лес не спустилась темная ночь. Из Балки доносился гул энтийских голосов, но теперь они звучали глуше, грознее и решительнее, чем утром. Иногда какой–нибудь голос выделялся из общего хора и взмывал над остальными взволнованной скороговоркой; тогда все прочие энты стихали, словно прислушиваясь. Но Брегалад не обращал внимания и тихонько шептался с хоббитами на Общем Языке. Они узнали, что энт принадлежит к роду Живокоров. Край, где обитали его родичи, был разорен дотла. Теперь хоббиты поняли, почему Брегалад так «поторопился», — любить орков ему было не за что.
– У меня на родине росло столько рябин! — шептал Брегалад печально. — Некоторые из них поднялись над землей, еще когда я был совсем молодым побегом. Это было много лет назад, когда повсюду царили мир и тишина. Самые старые из моих рябин были посажены еще энтами — они хотели угодить своим женам, но те только улыбнулись [359] и возразили, что знают места, где и цвет на деревьях белее, и плоды слаще. Но для меня рябины затмевают красотой даже племя Розовых Кустов! Кроны у моих рябин были что зеленые купола, а осенью ветви их пригибались к земле под тяжестью красных ягод, так что любо было смотреть! К ним слетались целые стаи птиц. Я люблю птиц, даже самых горластых, а у моих рябин всем находилось угощение. Только в один прекрасный день с птицами что–то случилось — они стали жадными и недобрыми: повадились ощипывать листья, а ягоды бросать на землю, не склевывая… Ну а вслед за птицами явились орки с топорами в руках и срубили мои деревья. Я звал моих друзей, я пел их длинные имена одно за другим, но ни один листик не дрогнул в ответ. Они не слышали, не отвечали. Они умерли, мои рябины.
Хоббитов стало постепенно клонить ко сну, и они наконец задремали под тихое пение Брегалада, на всех языках оплакивавшего своих любимых.
Весь следующий день Пиппин и Мерри провели с Брегаладом, но далеко от его «дома» уже не уходили. По большей части они сидели под кручей, не разговаривая; ветер стал холоднее, посвинцовевшие тучи опустились ниже, солнце выглядывало редко. Собор продолжался, и по–прежнему доносились из Балки голоса энтов, возвышаясь и опадая, — то звучные и мощные, то тихие и печальные; песня то неслась вскачь, то замедляла шаг и звучала торжественно, как на тризне.
Наступила вторая ночь, а энты все пели и пели под несущимися рваными облаками, и в разрывах вспыхивали звезды.
И вот настало третье утро, бледное и ветреное. На рассвете песнь внезапно сменилась согласным оглушительным гулом — и голоса вновь опали. Приближался полдень; ветер улегся, и в воздухе повисло тяжелое, напряженное ожидание. Пиппин и Мерри заметили, что Брегалад замер и прислушивается, хотя в лощинку, где находился дом энта, звуки доносились смутно и невнятно.
В полдень трещины и разломы в облаках налились золотом, на землю веером брызнули солнечные лучи. И вдруг хоббиты заметили, что наступила непривычная тишина. Весь лес напряженно затих, словно прислушиваясь. Пиппин и Мерри не сразу осознали, что песнь энтов оборвалась. Брегалад стоял вытянувшись и смотрел в сторону Заколдованной Балки.
И вдруг тишина взорвалась мощным колокольным гулом: «Рр–а–гу–умм–ра!» Деревья затрепетали и пригнулись к земле, словно по ним хлестнул шквал. Еще мгновение тишины — и вот послышалась гулкая, торжественная барабанная дробь, а за ней — могучий хор:
Энты приближались, и все громче раздавалась песня:
Брегалад подхватил Пиппина с Мерри на руки и шагнул навстречу барабанному бою.
Наконец хоббиты увидели и самих энтов: выстроившись в колонну, они огромными шагами спускались навстречу. Вел их Древобород, за ним следовало около полусотни лесных великанов. Шли они по два, держа шаг, и отбивали ритм, хлопая ладонями по бокам. Вблизи стало видно, что глаза их сверкают.
– Гумм! Гумм! Вот и мы — с барабанным боем! — воскликнул Древобород, завидев хоббитов и Брегалада. — Сюда! Сюда! Присоединяйтесь к Собору энтов! Мы выступаем! Мы идем на Исенгард!
– На Исенгард! — загремели в ответ голоса. — На Исенгард!
Так пели энты, шагая на юг.
Брегалад — глаза у него так и сияли — не мешкая встал в строй и зашагал бок о бок с Древобородом. Старый энт взял у него хоббитов и снова посадил их себе на согнутые руки. Перегрин и Мерри оказались во главе войска. Сердце у них колотилось, но голову они держали высоко. Они знали и прежде, что энты рано или поздно решатся, но внезапное преображение, свидетелями которому они стали, поразило хоббитов до глубины души. Так бывает, когда река прорвет шлюз и вода устремится в брешь, сметая и опрокидывая все, что встретится ей на пути…
– Энты, похоже, довольно быстро решили, что им делать, да? — осмелев, спросил Пиппин, когда песня смолкла, — слышался только мерный грохот шагов да стук отбивающих такт ладоней.
– Быстро? — переспросил Древобород.– Гумм!.. Правда твоя! Гораздо быстрее, чем можно было ожидать! Уже много веков я не видел их в таком гневе. Мы, энты, не любим гневаться. Мы никогда не выходим из себя, пока не станет ясно, что нашим деревьям и нашей жизни угрожает серьезная опасность. Но нам давно уже никто и ничто не угрожало — по крайней мере, со времен войны Саурона и людей Запада. И вот являются орки, крушат деревья налево и направо — рарум! — и добро бы пускали их на дрова, хотя и это преступление, но у них нет даже этого оправдания. Вот что нас разъярило! Кроме того, Саруман — наш сосед, ему бы помочь нам, а тут черная измена!.. С волшебников спрос особый. На то они и волшебники. Нет для такого предательства достойных проклятий ни у эльфов, ни у энтов, ни у людей! Смерть Саруману!
