Семья волшебников. Том 2 (СИ) - Рудазов Александр
— Зачем ты измазалась грязью?.. — ворчала Лахджа, поливая Веронику теплой водой.
— Я почетный гоблин! — сообщила счастливую весть дочь. — Меня приняли в клан!
— Моя дочь — почетный гоблин, — порадовалась мама. — Знаменательный день для всей семьи… обязательно расскажу дедушке Гуриму.
— Подкидыш сказал, что когда я вырасту, он меня замуж возьмет!
— Губа у Подкидыша не дура, я смотрю, — хмыкнула Лахджа. — Но нельзя тебе замуж за гоблина.
Вероника и сама не собиралась, но теперь вдруг почему-то захотелось. Ее охватило чувство противоречия, она выпятила губу и спросила:
— И почему?
— Вшей вывести не сможешь.
Это был сильный аргумент.
Гости появились незадолго до ужина. Самопризвался дядя Вератор с тетей Сидзукой и Мамико. Астрид обрадовалась сестре, но еще сильнее она обрадовалась новенькому дальнозеркалу, которое гости принесли в подарок.
— С Добрым Днем, Майно! — широко ухмыльнулся Вератор, возникая посреди холла с огромной коробкой. — Сегодня я побуду бабушкой Юмплой… ох ты ж ни кира себе!..
Он заметил рога друга. Потом пригляделся к ауре и аж присвистнул.
— Ты что, прямым контактом брал, что ли?.. — сразу все понял Вератор. — Без фильтрации?
— Времени не было, — проворчал Майно.
— Бельзедор бы тебя сейчас без раздумий в приспешники принял.
— Он бы меня и так принял, — буркнул Майно. — Он мне уже предлагал.
— И мне, и мне!.. — радостно завопила Астрид. — Но я написала, что героиней буду, а он ответил, что это даже лучше!
Когда дальнозеркало повесили на стену, Вератор самодовольно сказал:
— Ну вот, Майно, только благодаря своим друзьям ты теперь не пропустишь важнейшее событие года!
— И на этом месте я должен спросить, какое? — повернул голову немного уставший Майно.
— Спросить?.. А что тут спрашивать? Какие тут могут быть вопросы? Разумеется, выступление нашего всего! Нашего обожаемого, несравненного, величайшего, обожаемого…
— «Обожаемого» было уже.
— Можно и три раза. Это же сам… ну да к чему называть имена? Ты же видел его бороду! Вот это борода!
Дядя Вератор с тетей Сидзукой явились наряженными, так что Астрид сделала перед ними книксены. Она и сама выглядела ничего себе, причем не в позорном розовом платьице, как Мамико, а в кудесном черно-зеленом с вырезом на спине, потому что платья без выреза особо не поносишь, когда у тебя крылья. У мамы тоже всегда вырез.
Тут как раз и мама спустилась. Она заканчивала прихорашиваться, потому что это к другим гостям она еще может выйти в чем попало, а вот с тетей Сидзукой у них такая дружба, которая как бы одновременно самую капельку и вражда. Астрид давно это поняла, потому что у них с Мамико похожие отношения.
— О, привет, Сидзука, — сказала мама так небрежно, словно она в этом похожем на облако платье и жемчужных серьгах корову ходила доить. — Как дела?
— Ой, да ничего, мы вот на пляж ходили сегодня, — ответила тетя Сидзука так, будто тоже явилась прямиком с пляжа в этом многослойном шелковом халате и бриллиантовой тиаре. — Ой, а это Лурия?!
Да, Лахджа принесла Лурию, потому что вживую Сидзука ее еще не видела. Она сразу принялась умиляться младенцу и просюсюкала:
— Ой, привет, Лурия-тян!.. Смотри, у нее твои глазки!.. и мой носик!..
— Почему это твой?.. — моргнула Лахджа.
— Ну вылитый же. Сама посмотри.
— Э… ну вроде похож… но вы ж не в родстве…
Вератор тоже осмотрел и похвалил Лурию, не упустив возможности пошутить, что Майно, наверное, продался Паргорону и подтачивает Мистерию изнутри, внедряя в ее ряды полудемонов.
— А как у нее… ну ты понимаешь? — понизив голос, спросил он.
— Пока никаких признаков, — так же тихо ответил Майно. — Мы очень внимательно следим, но пока вроде самый обычный младенец.
Праздничный ужин накрыли в гостиной, потому что все хотели за бокалами гарийского смотреть трансляцию из Валестры и выступление председателя ученого совета. Благо гостей было всего трое, большой стол не понадобился. Детям налили сока, родителям — вина, на стульях, креслах и полу чинно расселись фамиллиары, кукла Пырялка, мишка Налле и набивной дракончик.
Когда он вчера объявился на пороге, его хотели снова посадить в клетку или просто сжечь. Но скитания по Паргорону что-то изменили в злобном объектале, и он слезно вымолил второй шанс.
— Прошу, простите меня!.. — подвывал он, обнимая ноги Лахджи. — Я не ценил вас! Простите за все попытки вас убить! За все угрозы! За непристойные предложения!
— Какие еще предложения? — насторожился Майно.
— Неважно, — осторожно отпихнула дракончика Лахджа. — Фу.
— Я буду невинной детской игрушкой! Я буду веселить детей! Я клянусь! Клянусь Центральным Огнем, что буду нести только благо и стараться делать только хорошее!
Возможно, он прикидывался, но на редкость убедительно. Что же в Паргороне с ним такое случилось за эти три луны?
В итоге ему дали шанс, хотя Сидзука, увидев дракончика вне клетки, сразу отсела подальше. Майно с Лахджой и сами вовсе ему не доверяли, поэтому попросили Тифона пристально наблюдать и в случае чего сразу рвать в клочья.
В первом закатном часу, как обычно, в дальнозеркале засверкала лучезарная улыбка. Зодер Локателли, председатель ученого совета, в сто шестьдесят четвертый раз поздравил Мистерию с Добрым Днем и приходом нового года.
— Дорогие мои коллеги, я бесконечно рад, что вновь обращаюсь сегодня ко всем вам! — доносилось из-за стекла. — Как когда-то говорил мне покойный учитель, бесконечной мудрости и доброты профессор Арминатти: Зодер, ты юн, но воистину ты станешь выдающимся волшебником… и знаете, не мне уж судить, сбылись ли его слова, не мне!.. Быть может, и ошибся тогда один из умнейших людей Мистерии, который не ошибался никогда и ни в чем… но давайте сейчас не думать о худом, а лучше вспомним о тех, кто нам дорог! О наших родных, наших потомках и предках, наших друзьях и коллегах, а также, конечно, наших учителях, что сделали нас теми, кто мы есть, открыли дорогу в этот огромный удивительный мир и научили нас волшебству! За границей нашу Мистерию называют страной, государством, но лично я нас с вами никогда государством не считал, да и неверно это по сути! Мы — волшебное единство, коллеги! Одна большая дружная семья! Семья волшебников! Давайте никогда об этом не забывать!
Вератор и Майно внимали председателю с широкими улыбками и поднятыми бокалами. Лахджа, в отличие от них, не жила в Мистерии всю сознательную жизнь, но и она успела понять, что для мистерийцев речи старика Локателли — что-то вроде части культурной традиции. Они давно не представляют без них новый год, да и другие торжественные события.
Официально новый, 1529 год наступит только в первом рассветном часу, еще почти половина суток. На Парифате новый день начинается с первым лучом зари, а не в полночь. И бабушка Юмпла прилетит только ночью. Но для мистерийцев именно речь Локателли считается этакой условной отметкой — после нее все зашумели, закричали, стали чокаться бокалами и обмениваться подарками.
Майно, конечно, не остался перед Вератором в долгу. За дальнозеркало он отдарился карманными часами с теневым компасом и внедренным духом-справочником. А Веронике очень понравилась подаренная тетей Сидзукой книжка «Приключения Любознайки и профессора Всезнатти».
— Кстати, любимая, для тебя у меня тоже есть кое-что особенное, — хитро сверкнул глазами Майно, суя руку в кошель. — Еще полгода назад купил. Выбрал самую лучшую.
И он преподнес жене великолепную… электрогитару.
— Чудесный подарок, дорогой! — широко улыбнулась Лахджа. — И как раз идеально будет сочетаться с моим!
— Ты не посмеешь…
Но она посмела. Майно Дегатти на этот Добрый День получил от жены лиру. Прекрасную лиру тонкой работы, ничуть не уступающую гитаре.
Когда наконец стало смеркаться, а небо разукрасилось фата-морганами, которые на каждый Добрый День создавала мэтресс Рокуалли, Ихалайнен подал чай с пирожными, а Снежок заиграл на клавесине. Лахджа, подключая комбик к генератору, лениво подумала, что праздничной атмосфере все-таки не хватает лежащего, а лучше идущего за окном снега. Ну и наряженной елки.