Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста
Охвен не слышал, как поздним вечером дверь в его пристанище отворилась и полупьяный Рагнир показывал своему сыну, тоже Рагниру, на неподвижно лежащего человека, говоря при этом:
— Вот, сын, привез я тебе зверя. Будешь его воспитывать, как свою собаку. Только учти — это карел — ливвик. Они очень своенравны. Сделаешь из него человека, точнее — послушного раба, значит — готов пойти со мной в поход.
Сказал это и захохотал во всю глотку: очень уж понравилась самому фраза про раба. Сын засмеялся вместе с ним. Глаза его при этом в мерцающем свете факела горели дьявольским красным огнем, изучающее разглядывая жертву. Он был готов хоть сейчас доказать отцу, что этот никчемный человек будет выполнять все прихоти.
Рагнир — старший, видимо понял нетерпение своего потомка и сказал:
— Завтра начнешь его обучать. Сегодня у нас праздник. Есть гораздо более важные дела. Пошли!
А Охвен проснулся среди ночи, внезапно открыв глаза. Он присел на топчане и сквозь лунный свет, пробивающийся щелями, увидел у двери кувшин и краюху хлеба. Кто-то вспомнил о новом пленнике и принес ему еды. Охвен схватился за кувшин и с удивлением обнаружил в нем не просто воду, а молоко. Пища была проглочена молниеносно, после чего Охвен даже немного осоловел: давно он не питался так питательно, как сейчас. Он лег на топчан и снова крепко заснул. Он проспал бы до следующей ночи, если бы про него не вспомнили страдающие похмельной апатией хозяева хутора.
Пришедшие рабы растолкали Охвена и за поводок привели к Рагниру, сидевшему во дворе с наброшенной на плечи шубой. Он держал ноги в кадушке с горячей водой, и слуги постоянно ее ему подливали. Викинг мучился похмельем, организм не принимал браги, облегчение не наступало.
— Позовите Рагнира, — распорядился он.
Сын пришел и хмуро взглянул на Охвена: он помнил, что ему нужно делать, но сегодня заниматься этим было просто лень. Карел оказался чуть выше датчанина, но у того плечи были шире, а ноги толще и кривее. Лицо Охвена более располагало к разговору: выражение простодушных больших голубых глаз было такое, что ему можно было доверить тайное желание и хотелось угостить пирожком. Рагнир же с постоянно открытым ртом имел выражение лица, скорее, нахальное, и ему хотелось просто дать в морду, не пытаясь завязать доверительный разговор.
— Ну, что, сын, не желаешь проверить, на что способен этот дикарь? — спросил Рагнир — старший.
«Интересно бы было посмотреть на тебя, если бы я ответил, что не желаю», — подумал Рагнир — младший, — «А потом было бы интересно посмотреть на меня. Вернее, на то, что от меня останется».
— Да, отец, — ответил он и выпятил вперед грудь.
— Кто-нибудь, принесите мечи, пусть мой сын потешит себя и нас поединком. Если, конечно, этот ливвик умеет обращаться с оружием.
— Боевые мечи? — склонился с вопросом один из помощников.
— Ты что — думаешь я волок сюда этого парня и потратил на него уйму еды только затем, чтобы мой Рагнир снес ему башку первым же ударом?
— Слушаюсь! — ответил помощник и щелкнул пальцем. Тотчас же перед ним образовался слуга с очень серьезным лицом и протянул вперед два деревянных меча, которыми имели обыкновение тренироваться викинги. Помощник принял их, не моргнув глазом, передал Рагниру — младшему, а сам же после этого зашел за спину Рагнира — старшего, поманил к себе пальцем слугу. Когда тот доверчиво подошел, резко схватил его за ухо и поволок куда-то за ближайшую постройку. Слуга шепотом взвизгнул, встал на цыпочки, выгнувшись в пояснице, и пошел следом за своим ухом. Убедившись, что его никто не видит, помощник одернул руку, оставляя ущемленное ухо наливаться краской ярости, и звонкой затрещиной отправил слугу наземь. Метко пнул два раза, заставив лежащего в грязи человека содрогнуться от боли, вытер о кафтан руки и внимательно взглянул себе под ноги.
— За что? — сквозь слезы промычал уязвленный слуга.
— А чтоб знал! — ответил ему тот и важно пошел наблюдать за поединком.
Охвен и Рагнир в это время начали кружить друг возле друга. Охвен слегка недоумевал, зачем понадобился этот учебно-показательный бой при таком стечении народа. Еще более его удивил стремительный выпад противника, без сомнения нацеленный в низ живота. Даже с деревяшкой в руке можно серьезно досадить оппонента. Охвен еле успел отвести удар в сторону, но тут же получил тычок кулаком в лицо. С разбитого носа потекла кровь. Это было уже серьезно: нельзя беспричинно проливать кровь кого бы то ни было. Охвен уверовал, что молодой викинг намерен если и не убить его, то покалечить, когда Рагнир со всей силы ударил наискось по голове. Этот мощный удар удалось парировать, но руку больно одробило отдачей. А викинг тем временем, не останавливая движения, повернулся через правое плечо и рубанул по ногам. Охвен неловко отпрыгнул и растянулся на песке. Рагнир недобро окрысился, намереваясь поставить точку в этом сомнительном противостоянии последним страшным рубящим ударом. Он, предваряя события, даже услышал треск ломающихся костей карела.
Но Охвен был пока не готов умирать, к тому же не от благородного клинка, а от какой-то дубины. Правая рука действовала плохо, отсушенная парирующим движением, но левой он схватил целую горсть песка и бросил в лицо налетающему противнику, одновременно откатываясь в сторону. Рагнир, получив в глаза порцию мелкого раздражителя, отчаянно зажмурился и поэтому не довел свой удар до адресата — деревянный меч глубоко вонзился в то место, где только что был Охвен. А проклятый ливвик, перекатившись в сторону, ловко вскочил на ноги и от души врезал ногой по подбородку зажмурившегося противника.
Это было несколько неожиданно: все болельщики дружно вздохнули. Рагнир дернулся назад, но не самостоятельно, а направленный ногой врага. Он упал, теряя всякую способность бороться, а Охвен уже навис над ним, уперев распушенный занозами клинок под подбородок. Один удар — и Рагнир — младший умрет со сломанным горлом. Но Охвен и сам не торопился умирать, ведь после этого жить ему пришлось бы совсем недолго. Он отошел в сторону в полнейшем молчании зрителей.
Поверженный воин медленно приходил в себя: он перекатился на живот, встал на колени и первым делом принялся ожесточенно тереть глаза, мотая головой из стороны в сторону. Слух его не сразу уловил единственный звук, нарушающий повисшую напряженную тишину: звук похлопывания одной ладони о другую. Рагнир — младший поднял голову и увидел, как его отец, не вставая со своего места раздельно и, как показалось сыну, язвительно хлопает в ладоши. Кровь бросилась ему в лицо, он вскочил на ноги и прокричал, обращаясь к неподвижно стоящему карелу:
