Роман Ясюкевич - Из жизни ангела
— Прибуду в контору, придется саквояжик дезинфекторам отдать на обработку. Божественным пропах — креститься хочется. Авразил, будь другом, помоги поскорее в Ад попасть.
Авразил помог.
— Изыди, сатано! — произнес он формулу изгнания.
— Не горюй, ангел, черт в беде не оставит. Только помяни, — нечистый исчез в дыму и пламени. В нарушение инструкций — без запаха серы.
— И я пойду, пожалуй, — засобирался Липатий, — Надо опять на довольствие становиться. Давай Мурку апостолам занесу. В которой банке твой дыренок? В этой? А в этих, стало быть, мой и Муркин… Бог даст — свидимся.
Врата Хранилища скрипнули, закрываясь. «Надо бы смазать», — подумал Авразил.
Авразил смазал петли врат машинным маслом и вытирал руки ветошью, когда в щель протиснулся пророк Моисей из отдела связей с общественностью.
— Вот ты где?
— А куда я денусь?
— Лети в приемную. Совет директоров закончился. Сейчас тебя вызывать будут.
— Зачем?
— Вопрос о Хранилище был главным в повестке, значит, и тебя обсуждали. Между прочим, представители Земли твое личное дело затребовали. Скажи мне, как другу и соратнику…
Ангел крылом отодвинул пророка, опечатал склад и, не спеша, направился к Богу.
Бог был в приемной, подписывал какие-то бумаги.
— А-а, очень кстати! Я вот тут как раз парочку приказов подписал. Ознакомься.
«Приказ N… от… Старшего ангела-хранителя Липатия вычеркнуть из списка пропавших без вести и назначить заведующим Хранилищем Миров…»
— А второй?
— Сам догадайся.
— Лиру сдавать?
— И нимб, и крылья — все как полагается.
— Крылья тоже? — дрогнувшим голосом переспросил ангел.
Авразил был уволен с Небес, не дослужив до пенсии 18 миллионов 675 тысяч 597 лет три месяца и четыре дня.
ЭПИЛОГСтарший ангел-хранитель запаса Авразил откинулся на спинку кресла. Новая кожа обивки приятно скрипнула. Авразил взглянул на заваленный бумагами стол и взял лежащую сверху телеграмму из Ада. «Во первых знаках своей телеграммы… („Богатая контора, — подумал Авразил, — Наверняка с финансами финтят“.)… В заключении поздравляю с назначением первым помощником председателя Совета Реального Пространства по АЧХ, сиречь, административно-хозяйственной части. С тебя причитается. Мефистофель первого разряда… („Раскатал губу!“ — усмехнулся ангел запаса.)… P.S. Мы еще поплюем в астероиды!»
Дверь кабинета приоткрылась и заглянула симпатичная секретарша.
— Можно? Ой, что это! — секретарша отпрыгнула от Мурки-2, пробующей на вкус электропроводку.
— Я хотела объяснить вам устройство пульта связи.
— Успеется. Скажите, нам Небеса подотчетны?
— Конечно. Все религиозные институты члены Совета Реального Пространства и в соответствии с уставом…
— Хорошо, хорошо. Тогда пригласите ко мне…
— Кого? — секретарша выжидательно посмотрела на улыбающегося Авразила.
ИСТОРИЯ ЧЕТВЁРТАЯ: ЧЁРТОВЫ ИГРЫ
ГЛАВА 1. АПОСТОЛЬСКИЙ ЧАЁК
Бывший ангел-хранитель Авразил медленно приближался к Небесам. Конечно, можно было обратиться в гараж Совета Реального Пространства, помогли бы с транспортом, но вдруг захотелось пройтись пешком. До полуночи ещё далеко, да и не к чему лишним людям знать о его визите на Небеса.
Однако прогулка получилась не из лёгких. И причиной тому вовсе не физическая усталость, хотя, и жарко было не по осеннему, и лямки рюкзака натёрли плечи, и тропинка в облаках могла бы быть не такой крутой.
За годы работы заместителем председателя СРП Авразилу частенько приходилось бывать на Небесах, но тогда у него просто не оставалось времени на разные душевные переживания, тут бы с делами успеть разобраться. Поэтому Авразил оказался не готов к тому, что каждый шаг, каждый брошенный по сторонам взгляд будил целый рой воспоминаний. Они, словно растревоженные комары, выпархивали из зарослей былья, мельтешили перед лицом, больно впивались в тело тонкими хоботками. Вдобавок, будто к перемене погоды, заныли лопатки.
— Фантомные боли, — отмахнулся однажды врач от Авразила. — Разумом вы прекрасно осознаёте, что давно уже не ангел, да и душа, наверное, успокоилась. А вот тело всё ещё помнит, что у него были крылья.
— И что мне делать, доктор?
— Это не лечится. Терпите.
Врач склонился над бумагами. Повыше лба, едва прикрытые волосами, отчётливо проступали следы от ампутированных рожек.
— Что-то ещё? — Авразил и не заметил, задумавшись, что врач прекратил писать.
— Нет. Больше ничего. Спасибо. Всего вам доброго.
— Лучше бы «всего злого» пожелали, коллега, — невесело усмехнулся врач. — Будет совсем невмоготу, приходите, болеутоляющее выпишу.
— Спасибо.
— Не за что.
На Вратах Небес белела какая-то бумажка. «Мест нет! — припомнил Авразил одну из своих детских проказ. — Ничего не меняется».
Но текст объявления был другой.
Под нечеткой фотографией седобородого старика с пронзительно-голубыми глазами Авразил, цепенея, прочитал: «Вчера после долгой продолжительной болезни…»
— Ну, чего уставился, человече, как этот самый на эти, как их?..
Авразил вздрогнул. Из окошка «Для писем и молитв» на него сурово смотрел страж и сторож Небес апостол Пётр… дядя Петя, швейцар…
— Дядя Петя, да как же это?.. — растеряно спросил Авразил, указывая на некролог.
— Чего? — Пётр приоткрыл Врата, кряхтя, протиснулся в щель. — Чего там? А-а, это! — апостол поддел бумажку заскорузлым ногтём, сорвал её, скомкал, — Это ты вниманья не обращай. Бесята балуют. Начитались, понимаешь, Ницше, инсургенты!.. Постой, мы что, знакомы? Чой-то ты меня дядей? — Пётр близоруко прищурился. — Авразилка, ты?
— Я, дядя Петя, я, — у бывшего ангела-хранителя отчего-то немилосердно защипало в глазах.
— Вот оно, значит, как, — уважительно пробасил Пётр. — Пенсионер Вселенского Значения!.. Да ты пей чай, пенсионер — остынет. И варенье накладывай, не стесняйся. Со свежего урожая, варенье-то.
Крохотная, но уютная каморка швейцаров под Главной Лестницей Небес, если не победила Время, то, по крайней мере, заключила с ним пакт о ненападении на веки вечные.
Всё так же пыхтел на столе самовар, золотилось в хрустальной вазочке варенье из райских яблочек, в углу тихо посапывала чёрная дыра по имени Мурка-3…
— Почему только дочка? — спохватился Авразил. — А Мурка где?
— Забрали, — неохотно пробурчал Пётр.
— Кто?!
— Долгая история. Ты чего плохо поел? — сменил апостол тему. — Не понравилась рыба?