Елена Федина - Наследник
— Я не доживу, — сказала она печально.
— Почему? Почему, Лориан?
— Так сказала Охтания. Она всё знает.
— Кто такая Охтания?
— Она… такая огромная, седая… она тут служит сорок лет.
— У кого?
— Откуда я знаю! Но все служанки ее слушают, она всегда знает, что говорит. Когда умерли Исмена и Шелла, она тоже предсказала. И раньше предсказывала.
У прислуги был свой мир, свои легенды и свои авторитеты. Я знать не знал никакую Охтанию, тем более не собирался слушать, что она предсказывает.
— Знаешь что, Лориан, не слушай никаких старых дур. В каждом замке свои сплетни и свои страшные истории, можешь мне поверить, я побродил по свету… Это от скуки или от глупости. Посмотри, на тебе же лица нет! Появилась новая служанка во дворце, и ее тут же запугали до смерти! Наверно, у них такая традиция.
— Но ты ведь тоже боишься!
— Я не боюсь. Я просто осторожен.
Пока я был с ней, Лориан немного успокоилась и даже заулыбалась, мне очень нравилась ее готовность к улыбке по любому поводу. Но когда я ушел от нее, не сомневаюсь, что страх снова заставил ее нахмуриться и прикусить губу. Тут я был пока бессилен ей помочь.
У Фларьо ничего не изменилось, пока я отсутствовал, только лежащих на полу прибавилось. Хмель как-то быстро вылетел из меня, и я сразу выпил еще бокал, чтобы вернуться в прежнее беспечное состояние.
— Напрасно вы пьете в одиночку, ваше высочество.
Напротив за столом сидела совсем даже не пьяная узколицая женщина с красивыми черными глазами. Пепельные волосы ее были скромно собраны под маленькую, расшитую жемчугом шапочку, платье тоже не отличалось вседозволенностью. В толпе я бы ее не выделил, не заметил бы даже, разве что ее пронзительные глаза, но когда она оказалась вот так напротив и обратилась ко мне, то я с удивлением увидел на ее породистом лице еще и проблески ума. Она смотрела, словно знала и понимала обо мне всё.
— Я вас как-то не заметил, — проговорил я, еще не зная, нахамить ей или сделать комплимент, — наверно, зря.
— Наверно, — улыбнулась она.
— Что вы здесь делаете? — спросил я, с презрением оглядываясь вокруг, мне странным казалось ее присутствие на этой пирушке.
— Что ВЫ здесь делаете? — спросила в ответ она.
— Пью, — сказал я.
Мне показалось, она меня жалеет, во всяком случае, понимает, какие кошки скребут у меня на душе. И не боится меня. И не рассматривает исподтишка как рогатого медведя, а просто разговаривает со мной.
— Тогда налейте и мне, ваше высочество, я охотно с вами выпью, если, конечно, вас не смущает, что я женщина.
— Почему это должно меня смущать?
— Ведь вы их презираете?
— В самом деле? Обо мне ходят такие слухи?
Я налил вина нам обоим. Она смеясь поднесла бокал к губам и отпила один глоток. Я одним глотком, конечно, не ограничился.
— Ну, если верить королю… и прочим дамам, которые пытались вас соблазнить…
— Не замечал, — сказал я честно, — по-моему, ваши дамы боятся меня как судного дня. Я что, так страшен?
— Вы дико красивы, ваше высочество. Но у вас такой строгий, хмурый, насупленный вид, что задаешься вопросом: умеет ли он вообще разговаривать?.. Я не слишком откровенна с вами?
— Ничего. Советник Мезиа спросил, знаю ли я буквы.
Она рассмеялась. Эта веселая, смелая дамочка нравилась мне всё больше. Фларьо, который не подавая признаков жизни лежал рядом на столе как на подушке, вдруг яростно запел о том, что грянули все трубы, призывая в поход, и враг будет разбит. Его поддержал чей-то голос из-под стола. Моя дама рассмеялась еще громче, потом решительно отодвинула бокал и сказала:
— Пойдемте ко мне. У меня тихо, и можно спокойно поговорить.
Никакого кокетства в ней не было, и мне стало даже жаль, что она вовсе не собирается меня соблазнить, а только побеседовать.
16
Ее апартаменты располагались на том же этаже, только несколькими коридорами дальше. Служанки разбежались как мышки, и мы остались вдвоем в просторной гостиной, убранной шикарно, но со вкусом, насколько я вообще мог судить о вкусе.
— Я достаточно знатна, чтобы принимать вас, — улыбнулась она, — пусть вас не смущает, что я не была вам представлена… мой отец — герцог Тиманский, я его младшая дочь Эджелия.
Не знаю отчего, но она уже казалась мне красивой.
— Почему же вас не представили?
— Я была больна.
— Теперь вы здоровы?
— Вполне.
На стол она поставила всё сама: и вино, и фрукты, и конфеты. Прохаживаясь по гостиной от буфета к столу, она говорила со мной как со старым знакомым, и это было тем более приятно, что я давно уже ни с кем так не говорил.
Происходило что-то странное, я рассказывал ей о своей службе, о своих походах, о причудах герцога Навского, которые ведомы только его охране, она улыбалась и понимающе кивала, как будто и так знала обо мне всё. Мы ели конфеты и запивали их вином, пили вино и заедали его лемурскими персиками, и куда-то убегала ночь, и я забыл, что терпеть не могу герцогинь и им подобных, и мне всё больше нравилась ложбинка у нее на груди, а сама она казалась неповторимой красавицей.
— Почему вы так смотрите? — спросила она вдруг, прервавшись на полуслове.
Мне не хотелось ничего отвечать, хотелось только, чтоб она и это поняла сама и хотя бы пересела со своего стула ко мне на колени. Она поняла, но не сдвинулась с места. Я помнил об Эске, я не забывал о ней ни на минуту, но прекрасно осознавал, что она где-то в другом мире, и для нее я мертв.
— Я уже не кажусь тебе насупленным и не умеющим говорить?
— А я уже не кажусь вам капризной, глупой и распутной? Ведь вы именно так думаете о женщинах?
— Женщины бывают разные, — вздохнул я.
— Конечно, — Эджелия встала, — конечно, разные, — она медленно подошла ко мне, загадочно улыбаясь, села ко мне на колени и обвила мою шею руками, — бывают красивые, бывают нет… бывают знатные и бывают безродные…
Голос ее обволакивал, грудь была так близко, что запах ее кружил голову, волосы, распущенные по плечам касались моего лица, но обнимал я ее как-то неуверенно, что-то мешало мне порвать навсегда с прошлым и стать просто наследником престола, для которого все женщины — его. И умные, и глупые, и знатные, и безродные, и красивые, и нет.
Эджелия уже шептала мне на ухо, обжигая его горячими губами:
— Бывают пылкие женщины, а бывают холодные, бывают легкомысленные, а бывают преданные…
Я сидел как каменный, чуть придерживая ее рукой, мне стало как-то не по себе, тоскливо и тревожно. И не хотелось уже ничего. Я вел себя как верный муж, хоть и не был обвенчан.