Юлия Остапенко - Легенда о Людовике
— Ваше величество, пора кормить Шарло.
— Ах, в самом деле? Я совсем потеряла счет времени. Его преосвященство — такой увлекательный собеседник, — Бланка любезно улыбнулась де Рамболю, слегка ошалевшему от нежданного комплимента и уже готовому оскорбиться в очередной раз, приняв эти слова за изощренную насмешку. — Простите, мне на время придется вас оставить. Как вам известно, у меня недавно родился сын, — пояснила она, взглянув архиепископу прямо в глаза. Это был первый прямой взгляд за два часа, и де Рамболь едва не отпрянул, так что Бланка поняла, что попала в цель. — Не столь недавно, как мы ожидали, благодаря мессиру Моклерку с его головорезами, но на все воля Господня.
— Нно… — де Рамболь явно был смущен. — Разве ваше величество не пользуется услугами кормилиц? Это куда как более полезно для здоровья дитяти, — добавил он важно, из чего Бланка заключила, что почтенный прелат интересуется современными науками, в частности медициной. Она пока не знала, как это использовать, но отметила про себя, как привыкла отмечать все, что видела и слышала в эти месяцы.
— Быть может, и так, ваше преосвященство, но своих детей я всегда выкармливаю сама. Это не займет много времени. Я надеюсь, мессир Тибо составит вам компанию до моего возвращения.
Тибо поднял голову и показал архиепископу два ряда крепких, белых и не очень дружелюбно оскаленных зубов. Архиепископ вздрогнул и пробормотал, что будет счастлив, и прочая, и прочая… Бланка приложилась к его руке, сама протянула руку вскочившему графу, мимоходом погладила гончую и вышла в прихожую вслед за Плесси.
Сделав шесть шагов по пустой комнате, она остановилась и протянула руку.
«Пора кормить Шарло» — это был тайный знак, которым Плесси давала ей знать о том, что прибыли срочные вести.
Плесси протянула ей маленький запечатанный листок. Бланка взглянула на печать и сломала ее. Затем развернула послание.
— Мадам… — маленькая дю Плесси говорила одними губами, беззвучным шепотом, который обе они разбирали так же ясно, как и громкую речь. — Что случилось, мадам? Все в порядке?
— Где Луи? — спросила Бланка, сминая письмо. Руки ее чуть подрагивали, и она стиснула их крепче, так, что бумага вонзилась в нежную, не знавшую мозолей кожу.
— Наверху, в своих комнатах, с братом Жоффруа. Когда я оставила их, брат читал проповедь… Что-то не так, мадам?
— Нет. Все хорошо. Кто-то видел, как вы получали это письмо?
— Нет.
— Хорошо. Я не стану сейчас кормить Шарло сама, позовите одну из кормилиц… Матильду… нет, лучше Крисси. Она, как мне кажется, здоровее, и Шарло ее больше любит.
— Но у Матильды больше грудь, мадам, и мэтр Молье говорит…
— Вы слышали, что я сказала, Жанна?
— Да, ваше величество…
— Так не спорьте. И проследите, чтобы Луи не покидал сегодня своей комнаты. Скажите, чтоб ждал меня, скажите, я приду, как только смогу. А теперь идите. Идите же, ну.
Плесси вышла, в тревоге оглядываясь на свою королеву. А та осталась стоять в прихожей, дергая уголки смятого листка бумаги и глядя своей доверенной даме вслед, пока та не скрылась из виду. Оставшись одна, Бланка подошла к камину, горевшему у противоположной стены (обычно зимой в Монлери его не топили, экономя дрова, но с приездом королевского семейства заведенный порядок был нарушен), и бросила письмо в огонь. Она стояла, глядя, как сгорающая бумага трепещет и бьется о каминную решетку, пока не осталась одна зола. И лишь тогда Бланка тяжело опустилась на скамью у камина, чувствуя, как тепло огня согревает онемевшие ноги. Отечность после родов так до конца и не прошла, ноги по-прежнему часто болели, особенно в такую сырую погоду, как та, что стояла в Шампани ранней весной. Бланка прикрыла глаза. Быть может, она поступила неправильно, не пойдя сейчас к Шарло и не приложив его жадный маленький ротик к своей груди. Обычно это успокаивало ее. Но он был самым шумным, крикливым и капризным из всех детей, которых она когда-либо вынашивала; он непременно стал бы вредничать и целиком завладел бы ее вниманием, а именно сейчас она должна была как следует поразмыслить. У нее было не более получаса на это, пока де Рамболь думает, будто она кормит своего сына.
А ей тем временем вновь предстоит придумать, как спасти себя и своих детей — ни больше, ни меньше.
Эти полчаса были, быть может, самыми длинными в жизни Бланки Кастильской. Когда они истекли, она встала, оправила складки на платье и локон смолянисто-черных волос, аккуратно уложенный вокруг лба, вслед за чем вернулась в приемный покой и спокойной улыбкой поприветствовала мужчин, вставших при ее появлении. Что ж, они не съели друг друга в ее отсутствие — она восприняла это как знак свыше.
— Мессир де Рамболь, — сказала Бланка, не садясь, и тон ее голоса, ровный и непреклонный, настолько не походил на прежнюю ледяную язвительность и насмешливую, нарочитую учтивость, что архиепископ Тулузский мигом вытянулся и насторожился, чутко уловив перелом в аудиенции. Он не был глупцом, о нет, — иначе его не прислали бы сюда. Бланка продолжала: — Обдумав претензии благородных пэров, я сочла их отчасти оправданными.
— Мадам! — потрясенно воскликнул Тибо, а архиепископ разинул рот и ту же захлопнул его, но Бланка даже не дрогнула.
— Однако благородные пэры не могут не понимать, что я не в состоянии выполнить их требования немедленно и беспрекословно, не уронив тем своего достоинства. Посему я прошу дать мне… — Она смолкла, словно бы в нерешительности, и опустила глаза, как будто гадая, сколь долгий срок может выторговать. — Дать мне четыре недели от сего дня, дабы без неуместной поспешности подготовиться к возвращению в Париж.
— Ваше величество, — неуверенно начал де Рамболь, явно настороженный такой внезапной и полной капитуляцией, — я боюсь, что…
— Я готова выразить пэрам мою признательность за понимание и снисхождение, проявленные к королеве-матери, в той мере, какую позволит сфера моего влияния. Заверьте моего любезного свояка Филиппа Булонского, что он получит замки Мортен и Лильбонн, а также оммаж графства Сен-Поль. Граф Тулузский, я полагаю, может рассчитывать, что его тяжба с маркизом де Кюссо о владении городом Калье будет рассмотрена немедля по возвращении короля в Париж, и с исключительным благожеланием по отношению к графу Тулузскому. А вы, мессир де Рамболь… у вас ведь есть племянник, если я не ошибаюсь, юный Анри, проявляющий истовое рвение к современной науке? Как думаете, пожелает ли он стать магистром Парижского университета на кафедре медицины?
Она швыряла ему посулы и обещания резко, как оплеухи, и ясно видела, что архиепископ ошарашен ими ничуть не менее, чем был бы ошарашен оплеухами. Он не верил ей и судорожно искал подвох — но не был готов к нему, потому не мог скрыть замешательства и отвергнуть предложение королевы немедля. Тем более что много ли она просила взамен? Всего лишь отсрочку. Если дела и вправду обстояли так, как описывало только что сожженное ею письмо, то любая отсрочка теперь ничего не меняла, и де Рамболь это знал.
