Елена Грушковская - Перенос
Нет, по-моему, она ушла куда-то не в ту степь с этой затеей. Машка не должна думать, что я принцесса, она должна знать, что я её мама. Наряжена я красиво, но примет ли меня Маша в таком ещё более незнакомом, нереальном виде?
Дверь открывается, мой выход. Маша в комнате одна, Эдика с Ваней нет. Она сидит на кушетке и смотрит во все глаза на меня, у неё даже приоткрывается рот — ребёнок, увидевший чудо. Я стою перед ней в своём сказочном наряде, а Арабелла Викторовна говорит:
— Принцесса пришла к тебе прямо из сказки, Маша.
Ну уж нет, это совсем никуда не годится! Уж я-то знаю свою дочь, она в такую чушь не поверит.
— Ты правда принцесса? — спрашивает Маша еле слышно.
Я опускаюсь на колени.
— Нет, доченька. Я твоя мама.
У Маши дрожат губы.
— Мама умерла…
Эти слова резанули мне сердце, как бритва.
— Маша, — говорю я. — Я не умерла. Я жива. Я перед тобой.
Тут подходит сказочница Арабелла Викторовна.
— Машенька, твоя мама не умерла. Она попала в сказку и превратилась в принцессу.
Моё терпение лопнуло.
— Арабелла Викторовна, я ценю ваши усилия… И полёт вашей фантазии. Но Маша уже слишком большая девочка, чтобы путать сказку с жизнью. Вы зря это придумали.
Маша, закрыв лицо руками, соскакивает с кушетки и бросается бежать, но я раскрываю объятия и ловлю её. Она трепыхается, но я крепко прижимаю её к себе, глажу её волосы. Арабелла Викторовна стоит, покусывая губу.
— Извините, Арабелла Викторовна, — говорю я. — Кажется, я свела на нет всю вашу работу. Теперь она вам не больше не поверит.
Я встаю с Машей на руках, ношу её по комнате. Потом сажусь с ней на кушетку, снимаю диадему и колье. Она сидит, опустив голову. Я глажу и перебираю её волосы, а она молчит и не смотрит на меня. Арабелла Викторовна выходит.
— Маша, я понимаю, тебе непривычно видеть меня такой… Я и сама ещё не привыкла. Но поверь мне, это я.
Дверь открывается, кто-то входит. Это Эдик с Ваней, и они замирают, увидев меня в образе принцессы.
— Вот это да, — говорит Эдик. — А я тебе спортивный костюм купил!..
И он показывает пакет. Я протягиваю руку.
— Давай сюда.
Он улыбается.
— Что ты! Разве принцессы носят спортивные костюмы?
Я встаю.
— Что вы все заладили — "принцесса", "принцесса"! Никакая я вам не принцесса!
Я отбираю у Эдика пакет и иду к себе в палату. Там я сбрасываю платье принцессы и достаю из пакета розовый спортивный костюм, белую майку и кроссовки. Костюм приходится мне в самый раз. Кроссовки Эдик догадался купить большего размера: теперь у меня не тридцать седьмой, а тридцать девятый размер обуви, а кроссовки — сорокового.
— Натэлла, можно к вам?
Это доктор Жданова. Я сажусь на кровать.
— Да, доктор… Что, опять меня на какие-нибудь обследования?
— Нет, — отвечает она. — Думаю, завтра вы можете вернуться домой.
Я говорю:
— Доктор, то, что вы сделали — невероятно. Я чувствую себя великолепно — физически. Но мне кажется, у нас будут проблемы.
Доктор Жданова присаживается на стул.
— Да, Арабелла Викторовна мне сообщила. Что я могу вам сказать? Вам и вашей семье нужно время, чтобы привыкнуть к вашему новому облику. Не день и не два, а, может быть, месяцы. Делайте всё, как обычно, живите, как жили раньше, и постепенно всё вернётся в прежнюю колею. Всё, что вам понадобится, — это терпение. В любом случае, вы ещё год будете являться нашими клиентами. Если вам потребуется психологическая помощь, вы можете обратиться к нам.
— Спасибо, ваш психолог нам уже помогла, — усмехаюсь я. — Выдумала какую-то сказку про принцессу. В жизни не видела большей ерунды.
— Она просто хотела в игровой форме облегчить вашей дочери адаптацию к вашему образу, — говорит доктор Жданова. — А вы вмешались в процесс на самой начальной стадии и прервали его.
— Уж извините, — отвечаю я. — При всём моём уважении к методам Арабеллы Викторовны, я всё-таки считаю, что нельзя обманывать ребёнка, выдумывать всякие небылицы, которые могут ввести его в ещё большее заблуждение.
— Думаю, дальнейшая работа Арабеллы Викторовны с вами действительно может быть затруднительной, — говорит доктор Жданова. — Теперь ей придётся менять тактику, вновь налаживать контакт с вашей дочерью. Видимо, придётся начинать всё с начала, так как результат был потерян.
— Да, я здорово испортила ей всё дело, — усмехаюсь я. — Но я не хочу, чтобы моей дочери пудрили мозги, причём так явно и непрофессионально.
— Если вы сомневаетесь в компетентности и профессиональной пригодности Арабеллы Викторовны, вы можете отказаться от её услуг, — сухо говорит доктор Жданова. — Она не единственный психолог в нашей корпорации. У нас есть ещё один психолог, но он не специализируется на работе с детьми. Если вас это устроит, мы можем перепоручить вас ему. Роберт Даниилович — специалист с большим опытом работы. В "Фениксе" он с самого первого дня его основания.
— Ладно, попробуем вашего Роберта Данииловича, — соглашаюсь я. — Но если и он нас не устроит, мы вообще откажемся от услуг вашей психологической службы.
4
Эдик сидит за столом и смотрит, как я крошу овощи для салата. Подперев голову рукой, он не сводит с меня взгляда.
— Тебе так идёт фартук, Натэллочка. Ты в нём приобретаешь особую сексуальность. — И, помолчав, он прибавляет игриво, понизив голос: — Я постоянно тебя хочу.
Раньше он не говорил мне, что в фартуке я выгляжу сексуально.
— Когда ты готовишь на кухне, у меня возбуждается не только аппетит.
Он поигрывает бровями и значительно улыбается. Я режу кольцами сладкий перец. Эдик вдруг говорит:
— Натка, насколько мне известно, ты у нас правша. А сейчас ты так орудуешь ножом левой рукой, что кажется, будто ты родилась левшой.
В самом деле: я держу нож в левой руке. Странно, а я и не заметила, как перешла на левую. Я перекладываю нож в правую и продолжаю резать перец, и у меня это получается так же ловко, как левой рукой.
— Ты и записки пишешь каким-то другим почерком, — добавляет Эдик.
— Наверно, потому что я писала их левой рукой, — говорю я. — Я как-то не заметила, что умею писать и работать левой.
— Раньше такого я за тобой не замечал.
Я понимаю, что он имеет в виду: раньше — это до переноса. Я спрашиваю:
— Это плохо?
Он пожимает плечами.
— Да нет… Просто как-то странно.
— Ну, раз не плохо, то не обращай внимания, — говорю я.
5
Утром тридцатого июня я надеваю брюки и сапоги. Ваня спрашивает:
— Сегодня опять на лошади катаешься?
— Да, — отвечаю я и целую его.
