Ким Хантер - Похороны чародея
Солдат фыркнул:
— Погляди на меня. Я похож на дурака? Вот когда мне полегчает, — он прищурился, — тогда я сам пойду и вызову желающего на дуэль, и посмотрим, кто из нас трус, а кто нет.
ГЛАВА ПЯТАЯ
К радости Солдата, Лайану не покидал здравый рассудок до самого его отъезда. На рассвете за капитаном зашла Велион, которая должна была возглавить левшей-карфаганцев. Лайана прошептала лейтенанту на ушко:
— Присмотри за моим муженьком, ладно? Ты же знаешь, когда решается вопрос жизни и смерти, его импульсивность граничит с безрассудством.
— Нам кажется, что он действует спонтанно и необдуманно, — тихонько ответила ей Велион, — но на самом деле он просто очень быстро соображает. Конечно, я присмотрю за ним; не сомневайся, мне он тоже дорог, как друг.
— Спасибо тебе.
Ворон вернулся после длительного отсутствия, и тут до него дошли слухи, что Солдату предстоит возглавить спасательную операцию.
— Ты что удумал? — воскликнул Ворон, приземляясь на круп лошади Солдата. — Ты в своем уме? На своей земле ханнаки неуязвимы. Тебя на куски порежут.
— Я совершил ошибку. Мне ее и исправлять.
— Послушай… а правда королева так уж зла на тебя? Почему она не послала на этот раз Каффа? Очень глупо с ее стороны. Кафф наверняка способен убедить ее, что ты не в состоянии командовать войском. Разве он не выдвинул свою кандидатуру в качестве наилучшего командира?
Ворон недоумевал, не в силах понять решения королевы.
— Я знаю, что ты, Ворон, невысокого мнения о моей доблести, однако не все с тобой согласны, в том числе и королева, хвала богам.
— Не спеши благодарить богов, — воскликнул Ворон, улетая. — Скоро представится возможность сделать это лично, когда тебя убьют ханнаки!
Капитан Кафф стоял у ворот во главе отряда имперских гвардейцев в полной готовности— выступать. На запястье его правой руки в этот раз крепилась орлиная лапа: какой-то практикующий маг срастил сухожилия и связки птичьей лапы с тканями Каффа. Сращение было выполнено на совесть — лапа приросла к человеческой плоти намертво, и у Каффа появилось дополнительное личное оружие, которое он мог использовать как кинжал и короткий меч. Кафф подъехал к Солдату.
— Знаешь, я благодарен тебе за то, что ты лишил меня кисти. Эта лапа во многом ее превосходит.
— Очень рад, — сказал Солдат. — Впрочем, не ожидай, что я поверю, будто ты не затаил на меня зла.
— У меня и без того хватает причин посчитаться с тобой.
— Я так и думал. И все-таки не забывай, что командую здесь я. Я могу поинтересоваться твоим мнением, и все. Мое слово — закон. За неподчинение прикажу повесить и не посмотрю, рядовой это или капитан. Я понятно выразился?
— Куда как, — хладнокровно ответил Кафф. — На месте командующего я стал бы требовать от своих подчиненных того же.
Солдат коротко кивнул:
— Хвала богам, что ты тоже военный, а не слизняк наподобие Гумбольда. И не сомневаюсь: будь он на твоем месте, мы беспрестанно обменивались бы пикировками и петушились друг перед другом из одной только личной неприязни. А так у нас есть некоторые шансы на успех операции. Очень тебе признателен.
На третий день пути лагерь разбили у подножия горного кряжа. Солдат поднялся на хребет, осмотрел простирающуюся впереди местность, а заодно и поразмышлял в одиночестве. Все его мысли сводились к одной извечной проблеме: кто он такой и как оказался в чужой стране. Солдат знал — точнее сказать, у него было чувство, — будто он не единственный пришелец из другого мира. Здесь есть по крайней мере еще один человек из его родных земель. Не исключено, что и больше. Интересно, а тот, другой, тоже не имеет представления о том, кто он такой, и не помнит своего происхождения? Есть какой-то смысл в том, что их сюда занесло? Может, они должны что-то выполнить? Ищут они друг друга или, наоборот, избегают? Так много вопросов и так мало ответов…
Солдат пытался убедить себя, что ему безразлично, кто он и откуда родом. Он вполне сносно устроился и здесь, на этой земле, и если существует другая, так и пусть себе варится в своем собственном соку. Но подобный взгляд на вещи годился лишь временами. И еще Солдату было стыдно, что порой ему приходится лгать Лайане. Он утверждал, что он любит и любил только ее. Солдат действительно любил жену всем сердцем, это правда. Но тот, другой человек, из мира, которого он никак не мог вспомнить, в свое время тоже кого-то любил.
Она, это неизвестная теперь женщина, ютилась в потаенных уголках его сознания, и все-таки ее присутствие было весьма ощутимым. Это чувство сопровождалось лишь одним туманным воспоминанием: она отбрасывает с безупречного лба золотисто-каштановые волосы, стройная фигура неторопливо бредет по берегу ручья, зеленовато-карие очи не отрываясь смотрят в его глаза. Воспоминания заливали призрачные волны света, и когда казалось, что он вот-вот увидит и узнает, они рассеивались.
И еще в сердце Солдата таилось очень много необъяснимой ненависти, больше, чем может вынести один человек. Солдат принес эту ненависть, этот гнев, эту горечь из того, другого мира. Иногда, когда его переполняла страсть — в пылу битвы или на ложе любви, — это чувство вскипало кроваво-красной волной и выливалось через край. Те, кто видел, как Солдат расправился с человеком-псом Вау, остерегались его. Никто не хотел стать очевидцем очередного пробуждения спящего вулкана. Какая-то чудовищная несправедливость свершилась с Солдатом в прошлой жизни, а расплачивались за нее уже здесь. Впрочем, людей, павших от руки Солдата, нельзя было назвать невинными жертвами вспышек ярости безумца, но в том преступлении, за которое они несли наказание, была не их вина. В такие моменты глаза Солдата застилала красная пелена, и он не думал ни о чем, кроме мести. Когда же страшные чары сходили с него, он едва отдавал себе отчет в содеянном.
«Ну почему я не могу быть доволен жизнью? — говорил он себе, взяв пригоршню земли и рассеивая ее по ветру. — У меня жена, положение в обществе, меня уважают — все как с неба упало. Я пришел в лохмотьях, с выщербленным мечом в руках, и теперь я — капитан, муж принцессы, о моей доблести слагают легенды. Я — мать дракона, приемный отец колдуна, да не простого, а самого Короля магов. Мне завидуют как никому. Почему я не могу быть счастлив тем, что имею, и не думать, не гадать, какое оно — прошлое? Быть может, другой мир — иллюзия, и я родился здесь, чудо природы с голубыми глазами?»
Вот такими отговорками тешил себя Солдат, хотя прекрасно понимал, что ему не избавиться от цепких объятий несуществующего мира, в котором он был единственным обитателем.
Стараясь отвлечься, он стал рассматривать раскинувшийся перед ним пейзаж. Внизу лежала чудесная плодородная долина. Под крутым утесом стояла изба. Фермер, который при ближайшем рассмотрении оказался здоровяком, держался за плуг. Две крупные лошади выполняли его команды. Крестьянин как раз пропахал очередную борозду и разворачивал плуг, когда к нему подошел Солдат. Толстый потрепанный ремень из кожи был перекинут через правое плечо крестьянина и уходил под мышку, образуя подобие упряжи. В левой руке землепашец держал поводья, а правой сжимал рукоятку плуга. Солдат залюбовался его осанкой и движениями и решил подойти поближе, чтобы познакомиться. В некотором смысле он завидовал человеку, избравшему себе такое мирное занятие.
