Ира Аллор - Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды
— Ты убил ее?
— Убил. А лучше было бы вечно видеть ее призраком, да еще подчиненным кому-то безраздельно?.. Будь я проклят! Я погубил ее. Что я мог принести ей? Ни радости, ни защиты, ни покоя… Только на болтовню и годился, — не смог защитить, не смог даже помешать ей прийти в Мордор.
— Думаешь, это было бы возможно? Она же любила тебя. Историю Берена и Лютиэнь помнишь?
— Ох уж эти предки… Да, я виноват. Недооценил ее. Не предполагал.
— А если бы представил?
— Не знаю. Я впервые испугался так — не за себя… Но что делать — не знал. Все было так безнадежно.
— А посоветоваться с кем-то из побратимов?
— А чем бы они помогли? Только втягивать…
— А с Ортхеннэром? Может, он понял бы, помог чем-то…
— Понял?! — Аллор на мгновение вышел из себя: издевается, что ли, мятежный Вала?! — О да, он бы понял… После всего, что он мне наговорил, с ним — советоваться? Он бы посоветовал… Конечно, я предоставил ему в конце концов возможность повеселиться от души, но, видит Эру, я к этому не стремился. И вообще, Мордор явно не был подходящим местом для порядочной девушки.
— Ты хорошо разбирался в этом? Насчет порядочности?
— Неплохо. Со стороны виднее: себя к таковым я никак не мог отнести.
— Да-а, нашел же Ортхеннэр себе на голову ученика…
— …слугу.
— Ты никогда не считал его учителем?
— Вот еще. Этот тип отношений не для меня. Учиться — люблю, но учеником быть — не получается.
— Слугой, похоже, тоже не очень-то…
— Рабство — не то состояние, когда интересуются, получается у тебя или нет. Я утратил свободу — пришлось служить. Мне объяснили, где мое место и чего я стою. Доказательства были весомые.
— Рабство… — Аллору показалось, что Мелькор вздохнул. — У вас в Нуменоре, похоже, этого хватало…
— Еще бы. У меня хорошая школа — не привыкать.
— Ты же, насколько мне известно, принадлежал к высшему обществу.
— Ну и что? Все мы были слугами Золотоликого короля… И за любым могли прийти ночью.
— Тебя минуло.
— Да. Помог милейший Аннатар — по дружбе, видимо. Это я, дрянь такая, не оценил…
— Да, ехидства тебе не занимать…
— Ну и что с того? Как был ничем, так и остался.
— Да уж, мелочи какие. Всего только с твоей помощью от Мордора камня на камне не осталось. Ну еще сохранил память там, где нельзя не забыть себя, полюбил, будучи призраком, отказался от любви ради той, которую любил, — чепуха…
— Когда на хвост наступают, даже умирающая собака укусит…
— Ну тебе-то порядком хвост прищемили.
— Тут уже цепочка прослеживается — и тянется, похоже, от твоей Ангайнор…
— Что?
— Гортхауэр озлобился. Я тоже не понял его. Такой, какой я был (да и есть), холодный эстет, ищущий только развлечений, — да ни в жисть! И ему из меня что-то человеческое вытягивать — некогда было и уже незачем. Ему же совершенное орудие нужно было — зачем какие-то чувства?
— Ты понял это?
— Теперь. Я же сказал, что простил его. Понять — это ведь наполовину простить, так говорили.
— Наполовину…
— Я не уверен, простила ли она…
— Не теряй надежду. Может, вы еще встретитесь…
— Встретимся — в конце Времен…
— А ты будешь дожидаться, сложа руки, в развоплощенном состоянии?
— Так ближе…
— Короткий путь не всегда самый краткий. Не теряй веру. С твоей родословной — что Лютиэнь, что Эльвинг…
— С чего ты вообще взялся меня утешать?! Кто я тебе?
— Не знаю. С тобой интересно побеседовать.
— О чем со мной беседовать…
— О многом. Ты видел гибель и разложение оплота Светлых в Средиземье, ты видел, как кончается эпоха магии… И, как это ни странно тебе покажется, у нас много общего…
— У недомайа с Валой?
— Меня тоже называли рабом…
— Но я им — был…
— Прости… Но, право же, различие несущественное.
— Ничего. Не стоило обращать внимания. Видишь ли, мне нечего особенно рассказать. Да и грядущая эпоха людей не внушает оптимизма. Так что… Невелика радость от бесед со мной — а тебе и так несладко.
— Я привык.
— Если вас дракон задавит, вы тихонько вскрикнете. Раз задавит…
— Два задавит, а потом — привыкнете… — Аллор явственно расслышал усмешку в голосе Мелькора.
— Именно. Откуда?
— Не помню, еще в Аст Ахэ кто-то сказал… Вот что я тебе скажу: воплощайся. Не дожидайся, пока заставят — а они заставят. Зачем тебе нарываться?
— Это я слышу от Валы-мятежника?
— Ты умеешь быть гибким — называй это как хочешь. Не всегда проще идти напролом. У тебя есть цель, а добиваться цели ты умеешь.
— Ну и куда я сунусь? Мне надоело служить…
— В крайнем случае, назовись учеником Намо или Ниэнны. Или Ирмо. Они не будут дергать тебя. Ирмо мечтателен, Ниэнна не злая, а Намо, похоже, уже проникся к тебе приязнью. А там…
Раздались шага. Аллор обернулся. На пороге стоял Намо.
— Приветствую тебя, Намо, — сказал он вслух.
— Удачи тебе, Вольнодумец, — послышался в сознании голос, которому почему-то хотелось доверять.
— О чем задумался? — спросил Намо.
«…В мысли лезть не пытается», — отметил Аллор про себя.
— Так… Осмысливал прочитанное — грустно. Не смог я в свое время понять Гортхауэра… Может, он был бы хоть немного другим…
— Ты тоже был другим. Да и вряд ли тебе это могло быть по силам…
— Учитывая, насколько мне было на всех наплевать, кроме собственной персоны…
— Не верится. Может, ты наговариваешь на себя?
— Хочешь, поройся в памяти — той, нуменорских времен?
— Не боишься, что лишнее вычитаю?
— Мне показалось, что доносы — не твоя стихия…
— Спасибо. Что же, прикрой глаза…
Намо положил руку на голову призрачного майа и углубился в тайники памяти. За секунду до этого Аллор попытался облечь недавний мысленный диалог в форму размышлений — мало ли что пригрезиться может…
Перед Намо проходили картины Нуменора. Роскошные замки, море, сверкающие мрамором пристани… Рабский труд за блестящими фасадами, утонченный разврат, почти невинная — по степени невосприятия ее как чего-то из ряда вон выходящего — жестокость. Странные не то игрища, не то действа — вызывающие, бесшабашные. Стражники, разгоняющие дерзких, — и они же, униженно извиняющиеся: «…Простите, ваша светлость, не признали». Картины, полные странных тварей, линии — в них какая-то болезненная жесткость… Менельтарма, усеянная причудливо одетой публикой, пьяной и одурманенной, пытающейся изобразить нечто, напоминающее поклонение Валар. Горы фруктов, пьяные голоса, исполняйте хвалебные гимны вперемешку с чуть ли не уличными куплетами. Красивые, но какие-то безумные танцы. Среди бешеной пляски мелькает лицо со знакомой насмешливо-надменной улыбкой. Холодные, опустевшие от дурмана глаза… Помпезный храм — толпы жертв, кровь, льющаяся в золотые чаши, изящный серп, перерезающий горло. Палец, на котором простое, но элегантное кольцо с обсидианом, окунается в кровь и скользит к узким, чувственно изогнутым губам. Высокомерно-отстраненно взлетевшие брови. Брезгливая гримаса. Мрачный взгляд Золотоликого… Причудливые оргии. Фигуры, летящие с башен… И наконец усталый, потрепанный жизнью человек, распростершийся у ног нечеловечески красивого создания в окружении темных силуэтов…
