Леонид Бутяков - Владигор
— Так, может, бабуля, тебе его сейчас пожевать — подлечиться? Больно глядеть, как ты мучаешься!
— Сама знаю, что и когда мне требуется! — рассердилась Диронья. — Сказано тебе, бери и не ерепенься. Мои раны другим лечатся: погибелью злыдней-обидчиков. И не твоя то забота… Уходи теперь, княжич. Совсем близко погоня. Не медли и за меня не тревожься. Коли Перун тебя не оставит без пригляда и покровительства своего, все хорошо сложится. А забудет или прогневается, то и чародейская сила от беды не спасет.
Владию очень не хотелось оставлять чуть живую старуху без всякой помощи, но он понимал, что задерживаться нельзя. Подложив ей под голову какие-то тряпки, чтобы удобнее было лежать, он распрощался с Дироньей и быстро, не оглядываясь, пошел в гущу леса. Лебеди над избушкой уже не кружили, и тишина вокруг стояла тревожная, будто насторожился лес, притаился, злых людей ожидая. Только Звонка по-прежнему билась в теснине Лебяжьего порога, свой нрав неукротимый выказывая. Но чем дальше в лес уходил княжич, тем глуше и глуше становился ее ропот, пока совсем не затих.
Он вспомнил вдруг, что забыл спросить у ворожеи Дироньи, где начинается Заморочный лес. Может быть, он уже вступил в него? Однако, внимательно осмотревшись, Владий не увидел ничего необычного. Чес как лес — разлапистые ели, невысокие березки, изредка ольховые заросли, рябина и орешник. Нет, наверно, рано еще.
Владий старался точно придерживаться избранного направления — на восток, туда, где перед рассветом должна будет появиться Утренняя звезда, — и надеялся, что это ему удается. Только бы шутник-лешак на пути не попался, не сбил ногу, не закрутил по болотистым низинкам. Такие истории он не раз слышал. И про ведьмаков, которые добрыми дядьками прикидываются, а потом из мальчишек упырей делают, тоже слышал. И про соблазнительных русалочек в лесных озерцах. В общем, от Заморочного леса ничего хорошего ждать не приходилось.
Нащупав на поясе охотничий нож, он сжал рукоятку. Попадись только упырь треклятый! Нет, страхи лесные его не пугали. О другом сердце болело — о том, что случилось два дня назад. Всего лишь два дня! Помоги, Перун!
Известие о том, что Любава жива, что беренды хотят продать ее Климоге, обрадовало Владия. Какие бы планы ни строил Климога на ее счет, самым важным было то, что сестре не причинят вреда. Может быть, ему тоже ничего не грозило? Владий сразу отбросил эту мысль, поскольку отныне главным желанием была месть. Княжич, сын князя, мог ли он хоть на мгновение дозволить себе подлую мысль — оставить в покое убийцу отца?! Он не знал еще, какой будет месть, но уверовал в ее неизбежность. Клятва, произнесенная перед ликом Перуна, не даст отступить.
День склонился к вечеру. Не солнце, свалившееся за спину, указало ему на это, а невероятная усталость: ног уже не чуял под собой, спина ныла, хотя на плечах ничего, кроме наброшенного медвежьего опашеня, подарка Дироньи, не было. Что ж, прикорнуть пора. И великоватый опашень в самый раз:под себя постелить и укрыться им же… Помоги, Перун, не съеденным быть, не замороченным, не другим каким! Уже засыпая, Владий припомнил про корень жар-цвета, крошечный кусочек ножом отсек и за щеку положил. Сладким он оказался. На том и уснул.
Пробуждение было тяжким. Шкура медвежья к земле примерзла, словно не под человечьим телом лежала, а под камнем холодным. Ноги-руки закоченели, чужими Владию показались… Встал, размялся, спиной о сосну потерся, чтобы чувствительность телу вернуть. И ахнул: Утреннюю звезду упустил! Первый страх прошел, за ним — новый. Не тот лес, в котором спать ложился! Была полянка сухонькая, теперь — низинка мшистая. Березки росли по краю, теперь откуда-то две сосенки кривые в середке взялись. И на траве желтеющей — иней. Значит, подумал Владий, в Заморочный лес я еще с вечера вошел, да не заметил. Сколько мороки теперь ждать? Ладно, управлюсь! Языком за щекой пощупал, кусочек корешка отыскивая. Неужто во сне проглотил? Впрочем, не о том забота. Идти надо. Идти…
5. Заморочный лес
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ему трудным не показался. Если что и мешало, так только буреломы лесные. Обходить их не мог, боясь с верного пути сбиться, поэтому напролом шел, себя не жалея. Изодрался весь, чуть глаза не выколол! После полудня сообразил вдруг: есть не хочется. Отчего так? Готовился же поголодать немного, грибами и ягодами попотчеваться, лесным духом продержаться. А тут полное ощущение, что опять Дироньины щи в животе бултыхаются! Славные были щи!..
Шел Владий по лесу, насвистывал. Заметил внезапно, что он один в лесу шумит, а более никто не осмеливается. Птица крылом не хлопнет, белка в листве не мелькнет, змейка из-под ног не скользнет. Мертвый лес. Тогда ему страшно стало.
Остановился, опашень с плеча скинул, принюхался. Вспомнил, как Диронья говорила: сам к духу привыкнешь, а нечисть близко не подойдет. Нож, однако, из-за пояса вытащил. И ночлег пораньше решил себе обустроить понадежнее: четыре орешины срубил, вокруг себя положил, заговорив, как сестра учила, в руке чародейский перстень зажал… Но вспомнил, что корень жар-цвета, как ворожея велела, не пожевал. Достал его из-за пазухи, примерился: надолго ли хватит? Отсек кусочек. Странным на вкус показался корень, сладким слишком…
ВТОРОЙ ДЕНЬ начался морозцем. Да не таким, что вчера примерещился, а вполне серьезным — со снежком, с метелицей. Среди лета откуда же? Однако этот вопрос не очень затронул сознание Владия. Проснувшись, он чувствовал себя не просто хорошо отдохнувшим, а словно обновленным, готовым единым махом и много верст прошагать и с лешаком поспорить, если придется.
Снег, выпавший ночью, быстро растаял, к полудню солнце вновь стало припекать. Пришлось опашень скатать, концы обвязать ремнем и пристроить на плечо наподобие переметной сумы. Все равно жарко было. Когда солнце в зенит поднялось, остановился для передышки. Кстати и озерцо лесное подвернулось, тихое, с пологим бережком. Владий, не раздумывая, с себя одежду сбросил, голяком в воду забежал, разгоряченное тело прохладой балуя.
И застыл, пораженный! С противоположного берега входила в воду прекрасная девушка: светлые волосы по плечам рассыпаны, высокая грудь обнажена, только нижняя юбка бедра облегает и по воде стелется. Владий присел в мелководье, затаился. Знакомое что-то померещилось ему в этой девушке. А она, с головой окунувшись, водой скрытая, проплыла почти до середины озерца, вынырнула с радостным смехом. Обмер Владий: быть того не может! Признал он смех — так звонко и заливисто только Любава смеяться умела.
Уж было рванулся Владий к сестре, но в последний миг удержал себя, даже губу закусил, чтобы не вскрикнуть. Откуда здесь Любаве взяться? Если беренды ее в Заморочный лес завели, разве позволили бы одной, без пригляда, купаться? Да и не стала бы она свое тело у них на глазах обнажать, всегда стыдлива была… Любава ли это?
