Марина Аромштам - Легенда об Ураульфе, или Три части Белого
— Она ушла, Даридан? Скажи мне, она ушла?
Даридан не стал отвечать. И не одернул Тейрука, хотя тот обратился к нему слишком вольно. По имени жреца называла только Дарилла.
Даридан взглянул на Тахира:
— Я поручил тебе не спускать с нее глаз. Я просил тебя быть с нею рядом, развлекать, отвечать на вопросы, не позволять грустить.
— Каруни сказала, лучшее, что я могу, это оставить ее. Она хотела подумать, — Тахир чуть не плакал. — Что теперь будет, карун? Она пропадет в горах?
— Нет, горы она минует. — Даридан все чертил и чертил на земле какие-то знаки. — Дарилла умеет многое. Она же из Лунного скита.
— Но ей нельзя колдовать! — Тейрук все отказывался поверить, что Дарилла могла уйти.
— Скорее всего, Дарилла захочет забыть о запрете.
— А сердце! Ее птичье сердце! Вдруг ее птичка умрет? Это же часто случалось. Что она будет делать? Она погибнет, карун!
Даридан не ответил: его занимала трость. Она наткнулась на камушек и не хотела двигаться.
— Карун! Я могу пойти по следу каруни в долину. Я ее отыщу, — Тейрук говорил слишком пылко. — Если с Дариллой случится беда, я себе не прощу.
— Мы все любили Дариллу. (Тейрук слегка покраснел.) Но нет смысла ее искать, раз она решила уйти. Нам нужно думать о Древе…
— Какой теперь в этом смысл? Что будет питать надежды? Будущий сын Дариллы… Он тоже для нас потерян?
Даридан все чертил и чертил. Смысл… Какой в этом смысл… Никакого… Но знаки сложились в хитрую головоломку…
* * *Дарилле пришлось колдовать.
Первый раз — чтоб спуститься с Вершины.
Второй — чтоб заставить собак пропустить ее в дом.
Третий раз — когда старый Скулон, тот, кто владел усадьбой, нарушил данное слово.
И каждый раз после этого кожа ее тускнела. Сначала — совсем немного, потом — все больше и больше. Страшнее было другое: после каждого колдовства сердце ее умирало. Ей некому было помочь, а ждать — невозможно, и она спасалась первым мелким живым существом, попадавшимся на глаза. И потом еще думала: как хорошо, что внутри поселилась лягушка. Она не будет так биться, как бьется теплая птичка.
* * *Старый Скулон не скрыл удивления: как удалось незнакомке проскользнуть незамеченной в дом? Ни одна из собак не залаяла. Странно!
Слугам она сказала, что ей нужен хозяин дома — тот, кто убил горына. Женщина так сказала, так посмотрела, что ей не осмелились возразить и проводили к хозяину.
Женщина куталась в плащ с капюшоном. Однако старый охотник сразу учуял добычу — неожиданную, невиданную. Он велел убираться всем, кто задержался в комнате. И люди немедленно потянулись к дверям: хозяин был так напряжен, так насторожен, что легко прибил бы любого за малейшее ослушание.
— Что ты хочешь? — Скулон смотрел на женщину исподлобья.
— Ты убил в Лесу человека. Я пришла за останками.
Охотники не возвращали тела убитых в долине родственникам горынов, никогда не вступали с ними в переговоры.
— От него ничего не осталось, его обглодали собаки.
— Ты говоришь неправду. Собаки не тронули крыльев.
Скулон попытался скрыть удивление: откуда ей это известно?
— Сними капюшон. Я хочу видеть, с кем говорю.
Женщина чуть помедлила, но послушалась, и Скулон невольно прищурился — как от яркого света. Эта женщина не была из породы горынов. И отличалась от женщин Лосиного острова. Красота незнакомки его потрясла, и охотник решил торговаться:
— Крылья такого размаха дорого стоят на рынке.
Скулон лукавил: он ни за что не стал бы продавать эти крылья. Даже по нынешним временам это было опасно: откуда он взял их? Что за огромная птица, которую он подстрелил? Ему не хотелось лишних расспросов. Но женщина попалась в расставленную ловушку.
— Сколько ты за них хочешь? Деньги? Мед? Драгоценные камни?
Скулон усмехнулся:
— А ну-ка, сними свой плащ. И назови свое имя.
— Дракинда, — она догадалась, что станет предметом торга: лягушка в ее груди сильно ударила лапками и стала еще холоднее.
Скулон поднялся с места и следил, как Дракинда снимает свой плащ. Дыханье его участилось. Скулон перевел тяжелый взгляд с груди на лицо незнакомки. Она на него не смотрела. Старик облизнул пересохшие губы и назвал свою цену:
— Полгода жизни в поместье.
У Дракинды сдавило горло. Но тайна ее ребенка еще была скрыта от глаз. Она успеет расплатиться до родов.
— Полгода жизни в поместье за каждое крыло.
Лягушка в груди Дракинды больше не шевелилась.
— Полгода жизни в поместье за каждое крыло, — Скулон откуда-то знал, что женщина согласится, и не хотел уступать.
Голос Дракинды стал глухим и бесцветным:
— Поклянись своей жизнью: через год я уйду из поместья и унесу с собой крылья. Поклянись вот на этом. — Она разжала ладонь и показал зерно.
— Это еще что за вздор?
— Я проращу это семечко. Оно будет свидетелем клятвы.
Старик усмехнулся:
— Знатный свидетель. Если так, то клянусь. Уйдешь. Что еще тебе надо?
Дракинда смолчала.
Торг завершился.
* * *Скулон держал Дракинду в маленьком флигеле, в дальнем конце усадьбы, и позволял входить туда только бабке, которая убиралась, носила еду и воду. Охотник боялся, что кто-то увидит необычную пленницу и посягнет на его шальную добычу.
Он обставил флигель с избыточной роскошью; приказал привозить из города фрукты и женские украшения.
Знавшие раньше Скулона не поверили бы: он мечтал о женской улыбке, о ласковом слове. Но Дракинда никогда не смотрела Скулону в лицо. И все время молчала. Жизнь старика понемногу свелась к мучениям неутоленных желаний. Он почти перестал сквернословить и сделался молчалив.
Миновало полгода, и Скулон швырнул к ногам пленницы перепончатое крыло. Женщина подняла его и прижала к губам. В этот момент старик чуть не убил Дракинду: невыносимая ревность исказила его лицо.
С утренней сменой светил он появился в трактире, заказал себе «Хвойную бодрость» и пил стакан за стаканом, не считая смены светил. И потом еще долго мучился от похмелья.
В это время Дракинде наступило время рожать. Скулон не успел оглянуться, как назначенный срок истек: пленница потребовала второе крыло и свободу.
Скулон взглянул исподлобья: Дракинда не доплатила. Рожала, потом болела, и он не мог ее трогать. Он клялся ее отпустить? Только глупый охотник выпустит дичь из капкана. Тогда Дракинда сказала: пусть будет так, как должно, — и надломила росток, призванный ею в свидетели.
Через три дня старый охотник свернул на охоте шею.
