Марина Добрынина - Империя под угрозой. Для служебного пользования
— А другие Мастера? У Вас есть еще Мастера в отделении?
— Замначальника по личному составу у нас Мастер. Но, насколько я знаю, с Ланковичем он близко не общался. Поговорите с ним, и дайте мне, наконец, нормально работать.
— Хорошо, — я стараюсь дружелюбно улыбаться, — а как его фамилия?
— Иванов. Григорий Иванов. Кабинет 204, второй этаж направо. Еще вопросы будут?
— Пока нет.
Встаю, и, нарочито покачивая бедрами, покидаю это помещение. "Козел!" — думаю я и ловлю брошенный мне вслед эмоциональных отклик, эквивалентный "Вот сука!". Обмен любезностями состоялся.
Без стука заваливаю в к. 204 и успеваю заметить судорожно свернутую стрелялку на экране компьютера. Ухмыляясь, перевожу взгляд на мужчину. Ба!
— Гриня? — спрашиваю недоуменно.
Молодой, местами облысевший человек с округлым лицом и веселыми синими глазами глядит на меня с бо-о-ольшим удивлением.
— Гриня, — говорю, — не выпучивай на меня глазки, пожалуйста. Это я, твой ночной кошмар, Майя Дровник собственной персоной. И у меня к тебе дело есть.
Гриша Иванов — мой однокурсник по Школе СИ. Правда, после выпуска мы с ним не виделись. Неплохой в свое время был парень, хотя и чрезмерно любящий женщин. Впрочем, это его не портило нисколько.
Гриня выползает из-за стола, и я замечаю у него круглое брюшко, выступающее из-за ремня.
— Да, — говорю, — гляжу, работа у тебя не нервная.
— Майка! — наконец кричит он, — ну ты даешь! Хороша, как всегда!
Ну не могу устоять против этого мужчины. Расплываюсь в улыбке от уха до уха.
— Гриня, — лепечу томно, — ну кто, кроме тебя мне еще что-нибудь хорошее скажет.
Он задумчиво смотрит на часы.
— По-моему, — говорит, — мое рабочее время идет к концу.
Быстро надевает китель, висящий до этого на спинке стула, берет меня под ручку и выводит из кабинета. Через пять минут мы уже сидим в подвальчике в маленькой кафешке и пьем студенческий коктейль: водка, яблочный сок и лед. Ну, я его пью, во всяком случае. Григорий без зазрения совести хлещет чистую водку.
Вкратце объясняю ему, каким мерзопакостным ветром меня занесло в этот малопривлекательный округ и задаю главный вопрос:
— Ты с Ланковичем общался?
— Это который третий Мастер?
— Не знаю, какой он по счету, но Мастер точно. А кто второй?
— Да, ты его вряд ли знаешь. Следак один, Саидов.
Ага, как же я Саидова не знаю! Знаю, но слова, которые приходят мне в голову, когда я слышу его фамилию, к нормативной лексике отношения не имеют.
— Ну и что ты скажешь мне о Ланковиче?
Гриша смотрит на меня с ухмылкой, несколько уже размазанной от поглощенных натощак алкогольных напитков.
— Твой ученик?
— Ну да. Это, вроде как, не секрет. Есть, что о нем сообщить?
— Да он выскочка, этот твой Ланкович.
Удивленно поднимаю брови.
— Выскочка? Почему ты так считаешь?
— Ну, сама посуди, — фыркает Гриня, — ни толкового юридического образования, ни Академии. Сплошной экстерн. Знаний — ноль, а пальцы гнет, как будто что-то умеет.
Гриша подливает мне водки в стакан, а я гляжу на него и понимаю, что кое-что он мне не досказал: завидовал ведь он Ланковичу, вернее, показателям его. Сам-то Гриня — Мастер средненький, и должность эта для него — предел. Саидов тот вообще… Но не буду Гришу обижать. Кое-чем он мне все-таки помог.
Оставляю Гриню в подвальчике. Он сидит, грустный, пьет.
Идя по аллее и растирая постоянно мерзнущие пальцы, думаю о Ланковиче. Парень жил практически в изоляции. Коллеги иметь с ним какие-либо отношения не желали, других знакомых у него не было, с женой и дочерью дозволялось видеться лишь дважды в неделю. На работе Ланкович занимался всякой чепухой, при его-то потенциале. Мог ли он в такой ситуации решиться на что-то из ряда вон выходящее? Зная Димку, говорю твердо: мог.
Глава 4.
Что-то еще тревожит меня. Не пойму, что. Возвращаюсь к Коровину и наблюдаю богатейшую гамму чувств на его лице. Не хочу даже притворяться, что я их не заметила.
— Простите меня, — говорю, — Александр Юрьевич, последний вопрос, а почему Вы сами не начали проводить расследование по поводу исчезновения Ланковича?
Он смотрит на меня, весь его организм излучает мощные волны удивления и недоверия.
— Я сам узнал о том, что Ланкович исчез, от Вас.
Теперь уже я в состоянии легкого шока.
— Как от меня? А кто же доложил в управление?
— Я точно не докладывал. У нас не та работа, чтобы инквизитор целыми днями сидел на заднице на своем рабочем месте. Мало ли куда мог направиться Ланкович, чего ради я буду об этом в Управление докладывать? Может, жена его сообщила?
— Нет, — озадаченно произношу я, — Софья точно этого не делала. Она боится Инквизицию.
— А Вам кто сказал? — интересуется Коровин. На лице его читается удовольствие от сознания того, что и Управление может сесть в лужу.
— Шеф, — растерянно говорю я и задумываюсь.
— А можно позвонить? — прошу у Коровина и жестом намекаю ему покинуть помещение.
Трубку берет секретарь управления.
— Антонина Григорьевна, здравствуйте, это Майя Дровник.
— Ой, Майя! — радуется она, — Вы нам из Богемии звоните? Как город, как погода?
Выдерживаю паузу. Неужели она не знает о том, что я уже не в отпуске? Спрошу у шефа.
— Да, — отвечаю, — нормально, с начальником я могу поговорить?
— Ой, Майя, он сейчас в машине. Соединить?
— Да, пожалуйста.
Терпеливо выслушиваю первые аккорды увертюры «Сильвы», а потом среди помех и шуршания прорезывается голос шефа:
— Слушаю.
— Здравствуйте, — говорю, умильно улыбаясь, чтобы он чувствовал мою радость от общения с его персоной, — Виктор Анатольевич. Это Майя. У меня тут вопрос один возник…
— А! Майя! Как отдыхается?
— Ну, если учесть, что я по всему округу гоняюсь за Ланковичем, то нормально.
— За каким Ланковичем? Ты что, не в Богемии?
Вот те на. Приехали. У начальника крыша того, покинула хозяина.
— Виктор Анатольевич, Вы же сами меня отправили Ланковича искать.
Напоминаю ему на всякий случай, а то вдруг товарищ заработался, всякое бывает.
— Ты что, Майя, пива опилась, никуда я тебя не посылал. Кто такой Ланкович?
— Дмитрий Ланкович! — кричу, чуть не плача, — мой ученик!
— Да, и что с ним?
— Он пропал.
— А ты здесь причем?
— Так Вы же сами меня его искать отправили!!!
— Вот что, Майя, — строго говорит мне шеф, — ты иди проспись. И не звони мне больше. Вернешься из отпуска, потом поговорим.
