Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых
– Если сама она не могла, может, духом-покровителем обзавелась? – только и смогла предположить Лютава. – Но откуда у нее покровитель? Старая уже, кому она нужна?
– Почему – старая? – Лютомер пожал плечами. – Они с Хвалисом одногодки, ведь ее мать его кормила. А Хвалис всего на год старше тебя!
Лютомер усмехнулся: сестра сама себя почти что обозвала старухой.
– Все равно! – не сдавалась Лютава. – Духов-покровителей при посвящении получают, а то ты не знаешь! А какое посвящение в ее-то годы! Семь лет назад надо было! А теперь-то что?
– Так, может, она тогда и получила? Семь лет назад?
– И Темяна ничего не заметила?
– Видать, без Темяны обошлись.
И снова они могли лишь в недоумении смотреть друг на друга. Пройти посвящение без руководства волхвов почти невозможно. А волхв уж точно увидит, избран ли посвящаемый богами или духами, и если избран, то какими. Избранному меняют имя – давая то, какое подскажут боги. Именно так Лютава, в детстве звавшаяся Нележей, получила свое имя в честь одного из воплощений Марены, а Лютомер – свое, в честь Ярилы. Да и сама бабка Темяна тоже стала Темяной, когда при посвящении ее выбрала Темная Мать – Марена. Но с Галицей ничего такого не произошло, да никто и не ждал. Кто она и кто ее мать? Однако вот ведь! Обойтись без волхвов можно, только если сильный дух сам выберет себе человека и сам скажет ему об этом. Но тот, не обученный и не защищенный силой и мудростью волхвов, станет не хозяином, а рабом этого духа.
– Пойти, что ли, к Темяне поговорить? – предположила Лютава. – Может, она что-то знает?
– Сходи, – одобрил Лютомер. – А я к Просиму схожу. Сдается мне, что он скорее бы Галицу такому научил, чем бабка Темяна.
На одной из полян Лютомер заметил мужчину с косой и рослую женщину с граблями. Это был средний сын Просима со своей женой – пашен бортники не пахали, но корову и несколько коз держали, поэтому выкашивали все лесные полянки и прибрежные луговины. Младшего сына, еще не женатого, и самого старика нигде видно не было – должно быть, у них нашлись другие дела. Обойдя краем, чтобы не попадаться на глаза, Лютомер свернул на едва заметную тропку, ведущую к займищу.
Несколько раз он приметил борти, расположенные на высоких деревьях и помеченные княжеским знаком. Возле дупла висел на крепкой веревке обрубок здоровенной колоды. Это нехитрое приспособление служило защитой от медведей – чем сильнее косолапый оттолкнет досадную помеху, преграждающую дорогу к дуплу, тем сильнее она с размаху вдарит по бурой голове. Лютомер усмехнулся на ходу: а болтают, будто Просим знает какие-то особые «медвежьи слова», позволяющие договориться с лесным хозяином. Лучше, чем колодой по голове, никакое слово не убедит.
Вскоре лес впереди поредел, показалось займище: изба, хлев, клеть-кладовка, баня за общим тыном из толстых бревен, с медвежьим черепом над воротами. Створки были открыты, след Галицы вел прямо туда.
Дойдя до ворот, Лютомер вдруг остановился и замер, присматриваясь. Из ворот наружу вел другой след этой женщины, почти такой же свежести. Получалось, она пришла и сразу ушла, а более новых следов не имелось. Причем ушла она не одна. Рядом с ней отпечатался образ молодого парня – младшего Просимова сына.
Не заходя в ворота, Лютомер пошел по новому следу. Тот обогнул тын и вывел на узкую тропинку к лесу. Дойдя до опушки, он вдруг исчез – кончился, как отрезало. Лютомер даже огляделся, словно ожидал увидеть Галицу и парня сидящими на ближайших соснах. Разумеется, там никого не оказалось.
Но люди не летают, и как эти двое пришли на это место своими ногами, так должны были и уйти, хоть в какую-нибудь сторону. Лютомер принялся ходить широкими кругами, отыскивая потерянный след. Но земля и сосны молчали. Пропавших они не помнили. Ну, допустим, Галица, в свете ее новых способностей, могла обернуться галкой и улететь. Но куда она дела парня? В клюве унесла? В перышко обратила? Такого не сумел бы даже сам Лютомер.
Делать было нечего. Эта опушка ничего не могла ему дать. Вернувшись по тропе к займищу, Лютомер неслышно проник за ворота.
Дети, мальчик лет пяти и девочка чуть постарше, играли во дворе и замерли, вдруг увидев рядом незнакомца. Кроме полуседой головы при молодом лице и мощной фигуре, в его внешности не было ничего особенного. Даже накидку из волчьей шкуры он по жаркому времени оставил в Варге, а узоры на рубахе и поясе такие крохи еще не умели различать. Но дети особенно проницательные создания, они сразу поняли: к ним явился тот самый волк, которым их всегда пугали, если они не слушались. Но почему сейчас, не ночью, среди бела дня, когда они не делали ничего плохого, а просто играли! А матери с отцом нет дома, только дед, а он хромой, еле ходит. И возится в хлеву – их съедят, а он ничего не заметит!
В хлеву действительно что-то стучало. Пройдя мимо застывших от ужаса детей, Лютомер неслышно встал на пороге. Старик возился в углу, отчищая стойло, но тут же выпрямился и обернулся, точно его тронули за плечо.
– А! – только и сказал он, увидев в двери высокую плечистую фигуру. – Волк за мной пришел! Ну, судьба такая. Бери, раз пришел. Детей не тронь только, они-то не виноваты.
– А ты, стало быть, виноват? – спросил Лютомер. – Выйдем-ка, а то воняет больно.
– А тебе что, коровий дух не по вкусу? – Просим ухмыльнулся. – По зимам-то как еще на него твоя серая братия бежит, вона какой тын взгородили, а и то через него прыгают.
Лютомер чувствовал, что старик не шутя видит в нем свою смерть, но относится к этому как к заслуженному наказанию и даже где-то избавлению. У старика было большое горе. И рубаха на нем была со знаками Марены – такие носят, когда в семье недавно кто-то умер. Причем рубаха старая, ношеная и застиранная. Ну, конечно. Ведь покойный муж Галицы Просиму приходился сыном.
– Я не за коровой пришел и даже не за тобой, – сказал Лютомер, когда они остановились во дворе перед хлевом, где уже припекало поднявшееся над лесом солнышко. – Я за твоей снохой-вдовой.
– Твои уж искали вчера, а у меня…
– У тебя ее нет, я знаю. Она приходила сюда вчера поутру и почти сразу ушла. Вон туда, к лесу. – Лютомер показал за тын. – Куда она ушла?
– К лешему! – Старик злобно сплюнул. – Там ее ищи, тебе оно сподручно.
– Подумай, старик, – спокойно предложил Лютомер. – Тебе труд невелик, а людям польза.
Старик скривился. Лютомер чувствовал, что имя Галицы вызывает в душе Просима тяжелую черную ненависть – но и он, Лютомер, тоже. Старик не видел разницы между ними, одинаково способными ходить в Нижний мир, и не понимал, что если Галица ищет проход в Бездну, то Лютомер, напротив, ищет способ ей помешать.
