Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых
– Жив покуда! – Князь Вершина усмехнулся, видя отчетливый страх в глазах богатого купца, роскошный желтый кафтан которого внушал ему зависть, мало подобающую мужчине. – Богоня, распорядись!
Богомер сделал знак мужчинам, и те вскоре привели вчерашнего пленника, со связанными за спиной руками. Вид у него теперь был помятый и осунувшийся, но такой же гордый и непримиримый.
– Вы его там хоть кормили? – осведомился князь Вершина, окинув пленника взглядом. – Что-то он еле на ногах стоит.
– Кормили, да, говорят, не жрали ничего – ни он, ни другие, – доложили ему.
– А что им давали?
– Рыбы давали. Не хлеб же на этих образин тратить, самим нет!
– Они не взяли бы хлеб! – сказала Замила. – Им вера запрещает принимать пищу, приготовленную руками неверных, то есть всех остальных!
– Ну, было бы предложено! – Борелют развел руками.
Увидев своего вуя, пленник переменился в лице. На лице Арсамана отразились сложные чувства: и облегчение, и досада. Глядя на них, Лютомер понял, что купец с самого начала не одобрял желание племянника поохотиться, и тот, похоже, сделал это родичу назло. Теперь же он в полной мере наказан за непочтительность и ему стыдно – но только перед Арсаманом. Стоявших вокруг «склавинов» он по-прежнему в два зерна не ставил.
– Благодарю Аллаха, что вижу тебя живым, Чаргай! – сказал ему Арсаман. – У меня оставалось на это мало надежды. И хотя погибнуть в бою – великая честь для воина, все же проводить время в плену, в голоде и унижении – совсем не то, чего я желал бы для сына моей любимой сестры. Поведай же нам, как вышло, что тебя обвиняют в столь неблаговидном поступке – похищении почтенных и знатных женщин?
– Почтенных и знатных? – Чаргай бросил на князя взгляд скорее удивленный, чем почтительный или виноватый. – Тогда спроси лучше у него, почему их почтенные женщины ходят везде одни, без единого мужчины, без слуг, да еще и без одежды! Никогда ни моя мать, ни моя сестра, ни другие женщины из достойных семей не могли бы оказаться в лесу одни, да еще ничем не прикрытые! Я подумал, что эти женщины – пери, предназначенные для удовольствия тех, кому посчастливиться завладеть ими. А что ты и любой другой подумал бы на моем месте?
Алим открыл было рот, потом усомнился и бросил взгляд на хозяина. Арсаман закрыл лицо руками, будто в приступе неодолимого стыда, потом поднял глаза и вознес краткую молитву.
– Переводи! Нет, постой, – спохватился он. – Переводи меня.
Лютомер уже смеялся, без перевода поняв речь пленника, люди в недоумении поглядывали на него.
– Чего он такого веселого сказал, а, сыне? – Князь Вершина нахмурился.
– Вон, толмач перевести боится, – смеясь, ответил Лютомер. – Этот упырь говорит, что у них там женщины без мужчин по лесу не бегают и голыми не ходят. А раз ходят, значит, ничьи, бери кто хочет. Вот он и взял, какие понравились.
Алим закивал хозяину, который подыскивал слова объяснений: дескать, уже все объяснили. Ратиславичи гудели: кто-то смеялся, кто-то возмущался.
Арсаман поймал взгляд Замилы и понял: жена хозяина, обликом так не схожая со славянскими женщинами, его понимает и может стать его союзником.
– Произошло недоразумение, и ты, я надеюсь, поймешь это, бек! – снова обратился он к князю, кланяясь. – Мой племянник никогда не видел, чтобы почтенные женщины ходили без сопровождения мужчин и слуг, особенно когда одежды их… э, не дают представления об их знатности!
– Не видел он! То его беда! – отрезал Богомер. – Кто он такой, чтобы в чужую землю со своим обычаем ходить! Он наше племя оскорбил, наших богов разгневал! Не знал – так впредь будет знать!
Братчина одобрительно зашумела.
– Это что же, каждый теперь будет чего захочет творить, а потом оправдываться: не знал, дескать!
– Ратиславичи, тише вы! – прикрикнул князь Вершина, и народ приумолк. – Зачем нам их кровь – лучше мы с них за обиду виру возьмем!
– К тому же я должен сказать тебе, бек, что мы приехали сюда с соизволения Святомер-бека из Твердина! – торопливо вставил Арсаман, пытаясь дать общему гневу другое направление. – Он заверил нас, что эта земля подчиняется ему и что он позволяет нам пользоваться здесь всем, в чем у нас будет нужда!
– Опять князь Святко! – Богомер в досаде хлопнул себя по колену, и люди опять загомонили.
– Это он вас обманул! – закричал боярин Будояр, с трудом одолевая шум. – Князю Вершине и роду его принадлежит земля угренская, князь Святомер здесь не хозяин!
– Помоги нам, госпожа! – Другой хазарин, Тунюк, умоляюще сложил руки, обращаясь к Замиле, в которой узнал восточную женщину. – Только твое милосердие сейчас спасет нас!
– Так, выходит, во всем виноват князь Святко! – воскликнула она. – А эти люди находятся под защитой закона гостеприимства! Неужели ты нарушишь этот закон, князь Вершина?
– Ну, вот что! – Князь хлопнул по столу. Он уже продумал, что ему будет выгоднее. – Князь оковский этих людей обманул, а все из злобы к нам и зависти! Не будем же казнить невинных, не возложим на них чужую вину! А то, что оскорбили наших жен и дочерей, то пусть выкупят. Пусть Гореничам подарки дарят, чтобы обиды не держали. А сестрича твоего, гость, мой сын в полон взял, теперь его воля над ним. Хочешь выкупить – сам с ним договаривайся, дорого ли попросит.
Выслушав торопливый перевод, хазары принялись кланяться, прижимая руки к груди. Народ еще гудел, но теперь с новым чувством рассматривал роскошные кафтаны гостей. Если они в простой день цветное платье носят, значит, стало быть, богатство у них несчитанное, немереное!
– Прошу тебя, назови цену, за которую ты согласен вернуть свободу моему слишком пылкому и неосмотрительному племяннику, о доблестный и милосердный воин! – Арсаман тем временем кланялся Лютомеру. – А моя дружба и благодарность к тебе и твоей прекрасной сестре, – он бросил быстрый взгляд на Лютаву, – поистине будет безгранична!
– Ну, завтра посмотрим, что у тебя хорошего есть, может, и сыщем что-нибудь подходящее, – посмеиваясь, ответил Лютомер. – А если не найдем ничего по нраву, не обессудь – мне конюх хороший давно нужен! Ведите-ка его обратно покуда, соколы! – Он кивнул своим бойникам. – Пусть еще ночку в овине скоротает, подумает, как надо обычаи чужой земли уважать. А нам восвояси пора, дядька Хортогость, чай, заждался, все глаза проглядел!
Чаргая увели, Лютомер и Лютава, простившись, тоже вышли. Арсаман старался не подать вида, но чувствовал досаду, что даже при нем его благородного племянника снова заперли, как преступника. Но купец молчал, понимая, что сейчас не время обижаться. Все могло сложиться для них гораздо хуже.
