Артем Каменистый - Сафари для победителей
Эти трупы выглядели неэстетично. Естественно: трудно сохранить презентабельный внешний вид, если тебя жестоко прирезали, после чего сбросили в пропасть. Да и вороны успели поработать — местные птицы с этим делом никогда не запаздывают.
Майор, робеющий перед высокопоставленной особой, запинался, заикался, часто путался, но кое-как ухитрялся доносить до советника информацию:
— Ваша светлость, мы уже пару дней ловим эту шайку. Сразу после нападения на отряд фуражиров начали искать их. Знаем, что там, в том самом случае, поработали именно омры, но найти их никак не могли. И это ведь странно — местные омров недолюбливают. Мы считали, что их никто не станет укрывать. А раз помогать не станут, то им некуда деваться — эта долина густо населена и укромных уголков не так уж много. Вот и прочесывали их, но все без толку — после того случая мерзавцы будто сгинули. Непонятно все это: куда они могли деться? Я даже местных начал подозревать в пособничестве, как вдруг один из них и принес известия. Простой пастух — шатался по высокогорью со своими овцами, почти до снегов дошел. Вот он на мертвецов и наткнулся — увидел, что воронье кружит, и полюбопытствовал. А там эти — два омра. Понять, что это омры, смогли лишь по татуировкам — уж сильно тела потасканные.
— Где пастух?
— Простите, господин советник, я не понял вопроса.
— Чего здесь непонятного? Где тот пастух, который обнаружил тела?
— А… Не могу знать! Когда тела, согласно приказу, осмотрел полковой жрец, он тотчас сообщил, что это важная находка. Послали за бригадным светлым, и тот все подтвердил. Пастуху выдали награду за помощь армии Коалиции. Я думаю, он в сельском трактире ее пропивает — по виду он мастер обращаться с кружкой.
— Приведите его и подготовьте для допроса. Хорошенечко подготовьте — когда у меня до него дойдут руки, он должен быть не благодушно пьяным, а перепуганно-растерянным. Все понятно?
— Так точно!
— Выполнять. И для начала жду вашего жреца. Не обязательно бригадного — сойдет и попроще. Мне нужен его полный доклад о телах. А пока я общаюсь со жрецом и пастухом, соберите солдат и унтер-офицеров — тех, кто не боится запачкать руки кровью. Я выберу из них несколько помощников для важных дел — на случай, если мне придется у вас задержаться всерьез.
Жрец нашелся практически мгновенно — тощий типчик с безмятежными глазками и красноречивыми прожилками на носу, указывающими на слабость хозяина носа перед пороком пьянства.
— Господин советник, позвольте я вас благословлю!
— Я похож на человека, жаждущего получить благословение? Нет? Значит, ответ понятен. И раз уж благословения не требуется, давайте сразу приступим к делу: это вы осматривали тела?
Жрец, обиженно заморгав, затараторил:
— Да, я. Я сразу понял, что нечисто с ними. Раны точно как в описании. И следа нет.
— Стоп! Давайте по порядку. Что за раны?
— У одного правая рука в локте рассечена и глубокая рана в глазнице, тоже правой. Похоже на лезвие шпаги — пронзило и глаз, и кость, клинок вошел в мозг. У второго что-то похожее: от локтя и вверх откромсан целый пласт мяса — остался болтаться на подсеченных сухожилиях. И шея у него разрезана так глубоко, что металл прошелся меж позвонков, да и горло краем перехватило.
Граций мысленно испустил победный крик: похоже, он не зря трясся в этом проклятом всеми темными и светлыми силами аэроплане.
Жрец между тем продолжал:
— Эти раны нанесены убийцей или убийцами, но хватает и других. Тела, судя по всему, были сброшены со скалы, с большой высоты. По пути они бились о камни, из-за чего получали ссадины и переломы. Затем над ними еще и вороны поработали, но я все равно без труда понял, что умерли они именно от этих ран, нанесенных человеческими руками. Такого от меня не скрыть — я вижу суть, и вижу ее глубоко.
— Что вы смогли узнать об этом убийце или убийцах?
Жрец, заморгав уже не обиженно, а как-то растерянно, с откровенным недоумением произнес:
— Ничего. Совсем ничего.
— Разве это возможно?
— Нет! Убийство человека — это сильнейшее нарушение исконного равновесия на многих уровнях бытия! Возмущения столь велики, что иногда требуется несколько лет на полное успокоение, а бывает, и веков недостаточно — вспомнить тех же призраков Белых Сестер. Уж восемьсот лет прошло, а они так и являются в первое полнолуние весны. И главное — пока успокоение не наступило, жрецы без труда могут прочитать многое о том, кто виноват в случившемся. Это как с гладью воды, не возмущенной ветром. Брошенный камень дает одни круги, всплеск крупной рыбы — другие, а рябь от мелкой рыбешки тоже отличается. Опытный рыболов по движениям на воде может определить размер рыбы и ее вид, после чего правильно подберет снасть. Вот и мы такое можем видеть. Единственное исключение — тела людей, убитых с большого расстояния. Например, дальнобойной артиллерией. На них следы исчезают быстро. Но здесь не артиллерия — я совершенно ясно определил оружие. Длинный узкий клинок — скорее всего, шпага. А вот следа хозяина нет. Будто это оружие не держала рука человека: ни малейших признаков. Я в замешательстве… Это ведь невозможно… Я думал, что мой дар ослабел, но ведь и бригадный жрец столкнулся здесь с тем же. Он в такой же растерянности…
Граций едва не испустил победный вопль вслух, чем неминуемо испортил бы свой имидж жестокого и невозмутимого мастера темных дел. Было чему обрадоваться — таких совпадений не бывает: он все же нашел след удивительного убийцы.
— Идите, я вас больше не задерживаю. И там скажите, что я приказал привести сюда пастуха, который нашел эти тела.
У пастуха были самые испуганные глаза во вселенной. Граций, сталкиваясь с подобными взглядами, всегда подозревал плохое. Ну не может невиновный человек так низменно бояться. Хотя, если по чести, советник и без этих признаков всегда подозревал самое худшее. Он не верил никому, кроме себя, и на это были основания: другие его старались обмануть частенько, а вот сам себя он ни разу не пытался провести.
Итак, пастух виновен, потому что должен быть виновным. Остается мелочь — узнать, в чем именно.
А какие у него великолепные глаза… почти бычьи… навыкате… Достойные экземпляры для коллекции… Жаль, что это жалкий простолюдин: советник предпочитал калечить аристократов. Как приятно унизить того, кто всю жизнь занимался унижением других, — лучшее развлечение.
Пастух дергано поклонился, сгорбился, начал суетливо мять в руках войлочную шапку. Граций молчал — просто смотрел в глаза варвару. Тот, все больше нервничая, начал вилять взглядом, затем, найдя для него удобную мишень, уткнулся в земляной пол нищей хижины (кстати, самого богатого дома в этой мерзкой деревушке).