Вероника Иванова - Звенья одной цепи
– Только скажи: почему?
Он чуть расслабился и даже вызывающе приподнял подбородок:
– Потому, что это против правил!
Ясно. Юношеское рвение попросту не нашло лучшего применения.
– Ты их писал, правила эти?
– Офицер не вправе нападать на невиновного и безоружного!
– Ему никто не мешал защищаться. Да и невиновность сомнительная. Ты же видел всех тех собак?
– И что с того?
– Тебе не стало их жаль, хотя бы на мгновение?
– Они всего лишь животные, и хозяин может поступать с ними так, как захочет.
Хороший мальчик. Добрый, правильный. Надежная молодая смена растет у старой гвардии.
– Вы его мать? – обратился я к женщине, и та гордо сверкнула глазами:
– Что вам угодно сказать?
Угодно. Какое милое словечко. Но очень верное, потому что я и собираюсь угодить. Самому себе.
– Мне угодно сказать, что вы мало пороли своего сына в детстве. Сейчас, конечно, уже поздно что-то исправлять, но, если пожелаете, окажу всю возможную помощь. Вот только розги раздобуду… Хотя и ремень сойдет. – Я сделал вид, что расстегиваю пряжку.
– Да как вы смеете?!
– Так же как вы посмели определить в городскую стражу начинающего доносчика. Думаете, там мало уже поднаторевших в сем славном деле?
Руку парня я поймал за запястье в той близости от своего лица, которая не позволяла усомниться: мне намеревались дать пощечину. Так мы еще и из благородных? Человек попроще нашел бы другой способ устроить драку. Что ж, видит Бож, я этого не хотел…
Но еще до того, как мои пальцы привычно сжались, принимая одну из форм, рекомендованных в поединке голыми руками, женщина пронзительно свистнула в серебряный свисток и закричала:
– Стража, сюда! Стража!
Звено второе
Где-то…
Сегодня.
Это случится сегодня.
Или уже случилось? Где-то ночь наступает раньше, где-то позже, и, когда мои соседи только будут готовиться ко сну, кто-то уже пустит в свою душу Семя. Не доброе и не злое, а наметившее свои собственные цели, отчаянно чуждое нашему миру и настойчиво старающееся урвать его частичку для себя. Впрочем, это нас и роднит больше всего прочего: желание владеть.
Клок земли или влюбленное сердце – нет никакой разницы, чьим хозяином слыть. Захватить, купить, выиграть, получить в дар и сразу обнести оградой, неважно, видимой глазу или скрывающейся глубоко в сознании. Стать господином. Правителем и распорядителем, чья ладонь, стоит только протянуть и дотронуться, согревается жаром обладания.
Ненасытные и стяжающие. Таковых много, но, насколько бы скверными они ни казались, да-йины выбирают совсем других. Хотя почему демоны должны выбирать худших? Для нашего спокойствия? Как бы не так! Любой поединщик стремится заполучить главный приз, иначе к чему вообще затевать сражение? Души чистые, хрустально-хрупкие, робкие и нерешительные, вот самая подходящая почва для Семени. Души тех, кто, прежде всего прочего, желает стать хозяином самому себе, но иной раз не решается доверить свое желание даже шепоту.
Говорят, с каждым годом добрые люди на земле переводятся все больше и больше. Эти бы слова да Боженке в уши! А на самом деле испокон веков все остается по-прежнему. И дверей, у которых падут на землю Семена, слишком много, чтобы надеяться на лучшее.
Здесь…
Гриф лютни притягивал взгляд блеском лакировки и звал пальцы дотронуться до струн, но Лодия пока еще находила в себе силы отвернуться. Уже стемнело, вот-вот должен возвратиться со службы муж, может быть, тогда и утихнет невесть откуда взявшаяся тревога. Ведь вчера он так и не появился на пороге, потому, наверное, спокойного сна не получилось. Скрип оконных створок под случайным порывом ветра, стук двери где-то внизу, шорох шагов сверху – любого звука хватало, чтобы пробудиться от настороженной дремоты.
Впрочем, Лодию не терзали мысли о том, жив или мертв ее супруг и чем вызвана его неожиданная отлучка. В самый темный час ночи, когда глаза закрываются сами по себе, но сознание несколько минут остается на удивление ясным, женщине мнилось, что весть о гибели она приняла бы с большей радостью, чем равнодушное: «Я дома».
Семь лет. Семь долгих и суетных лет, капля за каплей вытянувших все силы и мечты. Все, кроме одной.
Лодия и сама удивлялась, почему до сих пор не выбросила из головы давнее детское желание, родившееся осенними ярмарочными вечерами под треньканье струн лютни заезжего музыканта. Играл он из рук вон плохо, но маленькой девочке звуки, заставлявшие душу дрожать в такт, показались прекраснейшими на свете. Матушка не стала противиться увлечению дочери, тем паче в благородных домах умение музицировать привечалось не менее, чем покладистый нрав и рвение в исполнении господских поручений. Но если для опаленной солнцем и припорошенной степной пылью Кейханы годилось и то, чему Лодии удалось научиться, то Веента встретила провинциалку без малейшего интереса. И первый, и третий, и десятый распорядитель музыкальными услугами ответили ей одно и то же. Старательная, достаточно обученная, послушная, а значит, готовая трудиться, просительница была лишена главного. Того, что называют искрой божьей.
Талант нельзя купить или выпестовать на пустом месте, это женщина усвоила твердо. И все же, каждый вечер старательно отводя взгляд от грифа-искусителя, не понимала, почему так до сих пор и не оставила надежд.
Семь лет назад, отчаявшись воплотить в жизнь детские мечты, Лодия отправилась туда, где собирались все молодые девушки, не желающие несолоно хлебавши возвращаться к родительскому очагу – в Дом знакомств. Подобные заведения существовали лишь в больших городах, исполняя ту же самую роль, с которой счастливо и успешно справляется любая деревенская сваха. Мелкий чиновный и мастеровой люд, коему по цеховым уложениям и прочим условиям нужно было обзаводиться супругой, отправлялись в означенный Дом, чтобы уйти оттуда уже с аленной. Временной, или, как еще ее называли за глаза, походной женой.
Такие браки хоть и были подтверждены соответствующими бумагами, но вроде их и не существовало, потому что в любой день и час муж был вправе отказаться от продолжения временного супружества, а женщина возвращалась в давно покинутое прошлое, если… Если не успевала использовать дарованный судьбой шанс. Лодия с уверенностью могла сказать, что свой шанс не проворонила.
Приглядывая за соседскими детьми, она время от времени наигрывала им на лютне напевы своей родины, непривычные уху столичного жителя, и неудивительно, что, когда в дом к Медному звену Цепи сообщений заглянула, дабы в личной беседе осведомиться о кое-каких подробностях, сопровождающих переписку, одна благородная дама, домашние уроки не пропали втуне. Тоненькая, словно высушенная солнцем и ветром молодая женщина с гладко уложенными блестящими черными волосами и глазами, горящими как угольки, но чей взгляд было очень трудно уловить под смиренно опущенными ресницами, приглянулась посетительнице. В первую очередь тем, что не подходила ни под один столичный канон красоты. Скромная, неприметная, послушная, знающая свое место – что может быть лучше? Детей у благородной дамы, правда, не народилось, зато имелись многочисленные подруги, обожающие проводить полуденные часы в разговорах под тихую музыку…
