Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог
– Там не бывает засухи, – объяснил он, – туман спасает. Лето совсем не знойное, а зима благодаря туману короткая и теплая. Урожаи всегда обильные. Если вторгается враг, легко становится добычей местных, уже приспособившихся жить в таком вот счастье. Скот дает обильный приплод, коровы приносят по два теленка, не говоря уже об овцах, у тех два ягненка – дело обычное. Так что они по-своему счастливы. А что солнца не видят… ну, за безопасность и изобилие чем-то надо платить. В общем, человек может приспособиться к любой жизни.
Я в изумлении покрутил головой.
– Здорово. Раз так, то от моей просвещенной тирании никуда не денутся.
Он изумился:
– Просвещенной? Вы грамотны, ваша светлость?
– Ну, – сказал я в затруднении, – как сказать… Истинно просвещенный человек никогда не воюет. Но разве то жизнь?
Он с облегчением вздохнул:
– Я так и подумал.
Я посмотрел на него дружески – мы же одна каста рыцарей, мужское братство благородных людей, подумал, что Вестготия и Сен-Мари похожи и близки не только территориально, но и по уровню социальных отношений, можно сказать, народы-братья. На это и буду упирать в своей политике интеграции. Пока умолчу, что если братаются два народа, значит, идут против третьего.
Третий – это не народ, это весь Юг, потому пока будем говорить о всеобщем братстве, о Юге пока рано. Но Вестготии и Сен-Мари исторически суждено было вместе, несмотря на разделивший их геологический катаклизм.
Сводит королевства воедино Бог, короли всего лишь подписывают договоры. Так что я не больше, чем орудие Господа! В который раз.
Прислушиваясь к разговорам рыцарей, снова отметил, что никто ни разу не упомянул Творца или Христа, ни разу не перекрестился, да и церквей нигде не вижу, а должны бы уже попасться.
Дети и весьма младые юноши, склонные к бунтарству против всего мира взрослых, всегда утверждают, что церковь им не нужна, что им достаточно веры, а в этом случае не нужны посредники. Они предпочитают общаться с Богом напрямую, так как Господь везде и слышит каждого.
Долгое время и я так считал.
Копыта сухо стучат по твердой почве, долина выглядит загадочной, даже таинственной. Справа идут одинаковые холмы, за ними черные отвесы гор. Ветерок слабый, настоянный на дневных травах.
Небо синее, только одно одинокое облачко сиротливо оранжевеет, быстро растаивая, как утренний пар.
Издали увидели столб багрового с черным огня, словно горит нефть, но пламя бьет в небо слишком мощно, будто выстреливают им под большим давлением.
Рыцари даже не обратили внимания, значит, насмотрелись, привыкли, и я не стал задавать глупых вопросов. Горит, ну и горит. Значит, так надо.
Проехали через небольшую деревушку, народ на всякий случай попрятался, завидев большую группу вооруженных мужчин. По дороге встретили стадо овец, граф Гатер зловеще завыл волком, овцы в испуге шарахнулись в сторону, начали перепрыгивать через небольшой заборчик.
Граф на ходу с довольным хохотом подхватил молоденького кудрявого ягненка:
– Это нам на ужин!
Бобик посмотрел на него очень внимательно и ринулся в лесок, мимо которого идет дорога.
– Ну, – сказал я, – держитесь, дорогой граф…
Он умело зарезал ягненка, деловито передал его рыцарям и повернулся ко мне с заинтересованностью на красивом мужественном лице.
– Держаться? Меня что-то ожидает?
– Увидите, – пообещал я зловеще.
Первым Бобик притащил молодого оленя. Мне даже не пытался совать, уже знает, не возьму, ринулся к графу Гатеру. Тот неосторожно одобрил охотничий пыл Адского Пса, мол, какой молодец, и тут же Бобик сунул ему тушу оленя прямо в колено.
Граф опешил, а Бобик уперся передними лапами в конский бок и подал добычу прямо в руки. Граф невольно подхватил, чтобы не соскользнула, Бобик тут же опустился на землю, вильнул хвостом и унесся прочь.
– Э-э-э, – сказал граф неуверенно, – чего это он… мне?
– Уважает, – объяснил я.
– Но… это же ваш пес…
– Я хозяин, – объяснил я. – Меня любит, как отца родного, а вас… уважает. Вы же показали себя охотником, забыли? Сейчас еще принесет.
– Господи, да это охотничий пес!
– Все увидите, – пообещал я многозначительно.
Бобик буквально через несколько минут притащил кабана, да не молоденького поросенка, а весьма могучего вепря, с той же легкостью забросил к побледневшему графу на луку седла. Граф еще не успел избавиться от оленя, все рассматривал добычу, пересчитывал отростки на рогах, охнул и взмолился, чтобы ему помогли.
Рыцари ржали громче их коней, но графа разгрузили как раз вовремя: Бобик притащил двух толстых гусей, затем молодого жирного барсука, исчез на некоторое время, а затем примчался весь мокрый, в зубах бешено извивается и во все стороны хлещет хвостом с длинными ярко-красными перьями и такими же красными плавниками огромная рыбина.
– Берите, граф, – сказал я весело, рыцари снова заржали, съехались со всех сторон и смотрели, как сцепивший зубы граф старается ухватить эту скользкую тварь, – как вас мой Бобик уважает… как охотник охотника.
– Да, – поддакнул один из рыцарей, – они и похожи!
Бобик великодушно удерживал рыбину, пока граф пытался с нею справиться, наконец барон Уроншид ухитрился вонзить кинжал ей под жабры и поспешно передал рукоять графу.
Рыбина еще трепыхалась, хоть и совсем слабо, когда Бобик притащил вторую, на этот раз короткую и толстую, похожую на деревянную колоду, на которой рубят свиньям мясо.
– Да где он таких берет? – воскликнул граф потрясенно. – Я этих чудовищ отродясь не видывал!
– Охотник, – пояснил я. – Ему, как и вам, интереснее поймать что-то редкое…
– Но где тогда…
Он умолк на полуслове – в двухстах ярдах от нас мчится всадник на взмыленном коне с дикими глазами, пригнулся к лошадиной гриве, то и дело оглядывается.
Мы следили за ним с вялым интересом, вроде бы убегает, хотя погони не видно, впрочем, по его следу поднялось целое желтое облако, но далековато…
– Вон они, – вскрикнул граф Гатер.
По косогору наперерез спустились двое на конях, оба в хороших доспехах, разом подняли мечи над головами. Убегающий начал придерживать коня, оглянулся, затем вытащил меч из ножен и бросился на обоих.
– В рубашке, – сказал Гатер с сочувствием. – Порубят…
Всадник вступил в схватку с двумя умело, но когда из-за гребня выметнулись еще трое, моментально развернул коня и ринулся прочь. Граф Гатер досадливо крякнул: впереди на пути убегающего выехали еще четверо и встали неподвижно, перегородив дорогу.
Всадник начал придерживать коня, оглянулся, за ним неспешно скачут трое, слева и справа слишком крутой косогор, пришпорил коня и во весь опор ринулся вперед. Двое приняли удар, но очень неудачно, один сразу свалился с коня, пропустил коварный удар в голову, третий защищался отчаянно, но тоже попался на ложный замах и рухнул лицом на конскую гриву.