Михаил Михеев - Воин и маг
Правда, Лорин выразил сомнение — мол, их не так чтобы очень много сейчас, да и времени особо нет, но Корбин с улыбкой ответил, что все это — ерунда. Здесь ведь не по всем правилам подготовленная военная операция предвидится, а так — пьяная драка с мелкими нарушителями спокойствия в провинциальном трактире. Да и за качество можно особо не беспокоиться — чай, не перед утонченным его сиятельством выступаем, а перед соплей из глухой деревни, которая не то что театра в глаза не видела, но и слова такого знать не должна. Да и из деревни своей, вероятнее всего, дальше ярмарки в соседнем селе не выезжала, так что нечего зря бисер метать, как сыграем — так и схавает, никуда не денется. Словом, рожи понаглее сделать да говорить погромче. А вот драку надо изобразить всерьез — это как раз важно. Поэтому давайте-ка, ребята, порепетируем…
Постановочная драка — дело серьезное, чуть не так повернешься — и все, вместо эффектного броска получишь нож под ребро. Это в реальном бою можно калечить и убивать, здесь же все надо было сделать красиво, безболезненно и… естественно. К счастью, все собравшиеся давно друг друга знали, поэтому им не надо было притираться к манере и умениям с нуля, но все равно — тяжко.
Сценарий решили сделать простым. Четверо хамов, подвыпивших настолько, что тянет на подвиги, но не настолько еще, чтобы потерять возможность двигаться, начинают нагло к девушке приставать. Тут можно импровизировать, как угодно. Вышибала вмешивается, получает по морде («Ах, прости, по лицу, но придется слегка потерпеть, и бланш под глазом, прости, будет, надо, чтоб натурально было. Крюк, тебе бить, смотри, аккуратно»), что неудивительно при таком соотношении сил, хозяин трактира возмущенно орет, но из-за стойки не вылазит, что тоже вполне объяснимо. Немногочисленные посетители жмутся по углам, если же кого-нибудь потянет геройствовать, то бить его аккуратно, но сильно, не слишком церемонясь. Тут тоже можно импровизировать, все равно никого, кто бы с ними справиться смог, ближе сотни лиг не найдется.
Далее встает из-за столика некий благородного вида воитель (Корбин) и выдает что-нибудь героическое. Сразу вслед за этим начинается драка. Сначала ближайший из оборзевших выпивох бьет его кулаком в лицо, Корбин уклоняется и локтем пробивает ему в гортань. Потом Корбин в прыжке достает Паленого ногой в челюсть — скорее эффектно, чем эффективно, но поймешь это, только если будешь готов видеть весь удар и, главное, знать, как его наносят. Затем Лорин тащит из ножен меч, наносит удар. Корбин зажимает клинок голыми руками («Хотел бы я посмотреть, командир, как ты это в реальном бою сделаешь». — «Я что, идиот?») и вырывает у него из рук, а потом изящно нокаутирует Лорина. Ну и в конце Шмыга пытается нанести удар ножом. Корбин нож, соответственно, выбивает («Ты, главное, так рукой махни, чтобы нож точно над башкой этой дуры в стенку вошел») и броском отправляет Шмыгу отдыхать. Все, благородный герой победил, все мы в шоколаде.
Попробовали, отрепетировали. Раза с третьего что-то получилось, с пятого — получилось все, как планировали, после шестнадцатого решили, что хватит, все у них получится.
Глава 6
Джурайя
— Мадемуаз-з-зель не скучает? — глумился громила, нависая над Элией. — Может, компанию составите четверым благородным господам, а то мы тута совсем одичали без женского обчества?
«Благородные господа, ага. Благородство так и прет. В тридцать три струи, не считая брызгов. Такие господа городскую виселицу очень даже украшают — смотришь, и сердце радуется. Вплеск спровоцировать? Сдохну, а они над трупом глумиться будут. Бр-р-р… Не в форме я пока. Может, Элька попробует?»
— В хорошей компании разве бывает скучно? — голосок медовый, бровки приподняты в неподдельном удивлении, интонации знакомые, убаюкивающие… — Вот и у вас, я вижу, тоже ОЧЕНЬ хорошая компания. Вы так редко видитесь, а у вас так много общего. Боюсь, я вам помешаю, вам ведь ТАК хочется поделиться с ними всем-всем, что у вас происходило, и им тоже так многое нужно вам рассказать…
«Голос льется патокой, акценты расставляются с математической точностью и непринужденной элегантностью, вплетаются в речь, зачаровывают… Почему он еще здесь? Сморгнул, потряс головой — и снова взор ясный. Что здесь вообще происходит?»
— Ты мне, киса, зубы не заговаривай. А дрыщу своему скажи — пусть отваливает по-хорошему. Детей и убогих не обижаем, — хохотнул громила. — А уж убогих детей — и подавно! Чего набычился, брателла? Ковыляй на тонких ножках, пока не переломаны!
«Блин, обидно даже. Хотя понять можно — настроение игривое, бить городского недоноска никто не собирается, но пока он (я то есть!) не свалит, крале неудобно как-то будет сразу согласиться.
Ну что про нас подумать могли? Сопливый аристократишка и непристойная женщина в глуши в трактире — явно понесла нелегкая острых ощущений поискать, стырил небось папашин кошель, купил на панели дамочку по вкусу — и в глушь, в тайгу! Частью природы себя ощутить. Почему же Элькины старания не дают результата? И я тоже: стараюсь вызвать выплеск — и ничего, силы как в бездонную яму утекают, уже голова кружится, скоро свалюсь, мне бы Эльку спасти, а сама, ладно… По Ценевым меркам, я и так зажилась. Он мне жизни до второго выплеска отмерил…»
— О, благородный господин, не пугайте моего кузена — видите, как он побледнел? Он нездоров, бедный мальчик. А что это ваши товарищи эль на три кружки разливают? — Элька, видимо, меняет тактику. — Хороший, дорогой эль, за который вы расплачивались из своего кармана… Нечасто позволяете себе такую роскошь? О боже, мне так жаль, такое оскорбление, вы ведь и не ожидали? Как вам сейчас больно от этого предательства. Я вас понимаю. Это всегда больно — когда вас предают близкие люди. Вы ведь не БУДЕТЕ убивать их за это? Хотя так поступил бы каждый благородный господин!
«…Поплыл? Быть мне продажной женщиной, если не поплыл! Глаза кровью налились, шея дергается, сейчас… Черт! Зажмурился, головой тряхнул, Эльку за руку хвать, ну же! Последние силы утекают… Быть мне непристойной женщиной. В следующей жизни…
Что-то громко взорвалось за столом „лесорубов“, осколки брызнули во все стороны, сила перестала изливаться, усилием воли удерживаю себя сидя, но получается плохо, не я сползаю — скамейка, на которой сижу, — качается, растворяется…
…С Элькой что-то происходит: в глазах свет, голос стал властным, я что-то пропустила?»
— Отпусти. — «Это Элька, ну и видок у нее — как у темной владычицы — лицо заострилось, потемнело, глазищи сверкают, я боюсь… Не Эльку боюсь, а чего-то такого… Просто СТРАХ». — Иди за свой стол!